(Газета "Советская молодежь" (27.01.1990))

Сегодня при всем желании трудно быть «вне политики». Даже те люди, которые в «нормальной» ситуации исчерпывающе самовыражаются в профессиональной, например, деятельности, оказались перед необходимостью политического самоопределения.

ВНАЧАЛЕ — несколько достаточно уже тривиальных тезисов.

Устойчива только саморегулирующаяся система. В экономике саморегуляцию обеспечивают рынок, конкуренция, плюрализм форм собственности. В политике — многопартийность, парламентаризм, демократические свободы, независимость средств массовой информации. И всюду, в любой сфере, саморегуляцию губит монополия. Наша беда — многолетнее стремление заменить саморегуляцию управлением из некоего мудрого центра. Грош цена будет суверенитету республики, если он сведется к изменению уровня, а не принципа регуляции.

Саморегулироваться может только неоднородное общество, имеющее внутреннюю структуру: партии, выражающие в первую очередь экономические и политические интересы определенных групп, и «перпендикулярные» к ним структуры (объединения профессиональные, потребителей, религиозные, национально-культурные и т. п.). Бурно протекающий процесс структуризации общества Латвии имеет ряд характерных особенностей. Не претендуя на научный анализ причин сложившегося положения, хочу зафиксировать интересные моменты.

1. У различных общественно-политических движений и организаций нет общей терминологии. Попытки дискуссий бесплодны, потому что оппоненты по-разному трактуют даже такие основополагающие понятия, как «свобода», «демократия», «равноправие». Признавая приоритет общечеловеческих ценностей, представители различных политических сил вкладывают в эти слова совершенно различный — и зачастую определяемый на интуитивном уровне — смысл.

2. «Баррикада» разделяет не поборников демократии и сторонников тоталитаризма, а приверженцев независимости и защнтников федерации. В принципе, независимая Латвия может быть как демократическим, так и тоталитарным государством. В обоих «лагерях» есть как «демократы», так и «тоталитаристы». Политическая шкала искажена, традиционные обозначения «правые — левые» применяют, как кому нравится. Возникают совершенно противоестественные альянсы по обе стороны «баррикады». Крайности сходятся: позунг «Советы без коммунистов» — явление того же порядка, что и 6-я статья Конституции.

3. Проблема структуризации общества часто подменяется проблемой демократизации компартии. Не отрицая важности этого процесса, тем не менее считаю, что сведение нормальной политической борьбы к борьбе фракций внутри единственной, «руководящей» партии — это пародия на парламентаризм, как всенародное обсуждение — пародия на референдум. Думаю, что и для самой компартии единственный шанс набрать давно утраченную «спортивную форму» — это вступить в честное и равноправное состязание, отмазавшись от претензий на роль и тренера своих соперников, и арбитра одновременно. Лучшее, что в нынешней ситуации может сделать КПЛ — это своим разделением на 3—5 партий способствовать образованию нормальной многопартийной системы. Недавнее повышение окладов работникам партаппарата вызывает ассоциации с щедрой раздачей водки защитникам обреченной крепости.

4. Организация, во многом определяющая политическую ситуацию в Латвии, — Народный фронт, — имеет двойственный характер. Это одновременно и общедемократическое движение с мощной — и вполне понятной — национальной доминантой, и национально-освободительное движение, ставящее общедемократические задачи постольку, поскольку это необходимо для достижения основной цели — независимости Латвии. Спектр политических взглядов в НФЛ весьма широк — почти как в КПЛ. Многие нелатыши не видят (или не хотят видеть) этого многообразия и воспринимают НФЛ как монолитную, угрожающую силу.

5. Практически все общественно-политические организации имеют моноэтнический состав. Организации, создававшиеся как профессиональные (Союз ученых, Общество юристов и пр.), стремительно политизируются — и тоже становятся моноэтническими.

6. Подавляющее большинство организаций — латышские. Среди русскоязычных — Интерфронт, Демократический союз, Центр демократической инициативы — и все (правда, есть вероятность, что к этому списку вскоре добавится часть КПЛ). Характерно, что политически пассивны в Латвии те социальные слои и группы (например, техническая интеллигенция в возрасте 30—40 лет), которые, например в России, составляют ядро большинства неформальных организаций.

7. Как заметил А. Крон в «Литературной газете», в СССР нет центристов. В Латвии это тоже заметно. На роль центристской организации некоторое время претендовал ЦДИ. Но ряд предвыборных заявлений и статей ясно определили его место по одну сторону «баррикады».

ПО-МОЕМУ, достаточно четко вырисовывается «экологическая ниша» — это организация (в перспективе — партия, не будем кокетничать), которая по нашей, деформированной политической шкале будет центристской, причем входить в нее будут как латыши, так и люди других национальностей. Впрочем, эти два момента взаимосвязаны. Думаю, организация смешанного этнического состава не может не быть центристской.

Такую роль в наших условиях реально может сыграть только организация, стоящая на достаточно правых, по европейским меркам, позициях, то есть последовательно выступающая за частную собственность, развитие частной инициативы, права производителя - предпринимателя. Подобные тезисы фигурируют в программах ряда политических организаций (Республиканской партии, Партии возрождения и др.), но доминируют в этих программах все-таки ретро-идеи (сделать, как было раньше). Будущая партия будет выступать не «против чего- то», а «за», декларируя некий принцип, одновременно предлагать и конкретный механизм его реализации.

Надежды на рост эффек­тивности нашей экономики реально можно связывать только с возникновением предпринимательской сферы. А для предпринимателя все равно, кто придет к власти — ортодоксальные коммунисты или национал-радикалы. Одни будут давить его, предпринимателя, поскольку его деятельность противоре чит «идеалам социализма», другие — потому что она противоречит архаически трактуемым «национальным интересам». Наличие политической силы, целенаправленно защищающей именно интересы предпринимателя, необходимо, по-моему, для баланса.

Конечно, чисто эмоционально привлекательнее «левые», социалистические идеи, идеи социально справедливого распределения. Но — прежде чем делить, надо про извести! И здесь, думаю, пора отказаться от иллюзий.

Видимо, близкая к идеалу эффективности модель социализма была построена в ГДР — их уровню жизни мы могли только завидовать. Но и эта модель не выдержала конкуренции... Умен не тот, кто не совершает ошибок, а тот, кто их вовремя признает.

Нет, я не надеюсь стать миллионером. Но считаю, что если другие зарабатывают миллионы, выпуская товары, которые я захочу купить, — это и мне будет выгодно.

Мы давно уже не цитируем полностью исторические документы Великой Французской революции. А ведь в них говорится и о праве человека на собственность! Приоритет прав человека, в том числе признание прав человека-производителя, человека-собственника, — такими мне представляются базисные принципы партии, в которую я хотел бы вступить.

Ставя во главу угла эти права, мы неизбежно придем к пониманию демократии как процедур согласования интересов различных членов общества. Подчинение меньшинства большинству — отнюдь не венец демократии, а лишь ее начальный этап. Идеал — это консенсус, общее согласие. Он достижим, если большинство добровольно идет на уступки, если обе стороны ищут компромисс (у нас же сейчас стремление к компромиссам трактуется как беспринципность, бесхребетность).

Отсюда логически вытекает отношение гипотетической партии к наиболее животрепещущим сегодня проблемам, например, к государственному статусу Латвии. Утверждение «Только в федерации!» не годится в качестве априорного постулата. Вопрос заключается в другом: является ли Латвия суверенным государством, или это неотъемлемая часть другого государственного образования? Придется признать, что стремление к собственной государственности является совершенно естественным для любой нации. Нация — это не абстрактное понятие, в конце концов, это конкретные люди, и если латыши — за независимость, то их стремление надо уважать. Другой вопрос — какой будет независимая Латвия и каковы пути перехода к ней; здесь работает тот же принцип, но в другую сторону — латыши должны прислушаться к нашему, «русскоязычному», мнению.

Образование же федерации с другими суверенными государствами — это сознательное делегирование части своих прав органам федерации и получение взамен определенных экономических, внешнеполитических, оборонных выгод. Вступление в союз с другими республиками для Латвии имеет как свои плюсы, так и свои минусы, которые надо хорошо взвесить. Но сегодня-то ни реального суверенитета, ни федерации нет! То есть «федералисты» выступают за суверенную республику, которой нет, в составе федерации, которой тоже нет...

Думаю, исходя из базовых принципов будущей партии, можно построить и демократическую модель межнациональных отношений — но это тема другого разговора.

Только создание предпринимательской сферы может обеспечить и нормальное функционирование «перпендикулярных» структур, различных фондов благотворительности. Многие проблемы, на которые мы сейчас требуем деньги у государства, могут и должны решаться в рамках неправительственных структур. Недаром сейчас различные недоходные клубы и объединения жалуются на бедность и бесправие. Да и что я могу пожертвовать на ту же благотворительность, если сам тяну от зарплаты до зарплаты? Однако не надо обольщаться: предприниматели начнут считать делом чести финансирование различных фондов только на определенном этапе развития. «Больших скачков» не будет, пройти придется весь путь — нелегкий, но неизбежный. Поначалу же не стоит ожидать массового появления предпринимателя «веберовского» типа...

И последнее. Рассуждая канонически, для подобной партии у нас нет сейчас социальной базы. Значит ли это, что такая партия в ближайшем будущем не появится?

Борис ЦИЛЕВИЧ, научный сотрудник ВЦ ЛГУ.