(Газета "Советская молодежь" (01.02.1990))

ДЕНЬГИ КАК ОНИ ЕСТЬ

САВВА ТИМОФЕЕВИЧ МОРОЗОВ отнюдь не представлял собой живой арифмометр. Как и дремучего самодура-купца из пьесы Островского — другую сторону той же медали. Иначе говоря, утвержденного практикой расхожего стереотипа богача.

Савва Морозов родился в 1861 году. Окончил Московский императорский университет, специализировался по химии. Написал интересное исследование о красителях. Ввязался в полемику с самим Менделеевым, ученым к тому времени уже не только с европейской известностью, но всемирной славой. Уехал в Англию, где окончил курс Кембриджского университета, а в Манчестере до тонкостей изучил фабрично-заводское дело. Вернулся в Россию полный планов, со знанием европейских языков, но без пустого аханья и приседания перед иностранным. Решив, что незачем покупать машины за границей, начал строить их сам. И добился лучшего качества.

Сманивал к себе лучшие инженерные кадры — выпускников Московского императорского технического училища. Загнать его в угол специальным физико-химическим вопросом было невозможно. На спор с любой процитированной строки «Евге­ния Онегина» читал всю главу до конца по памяти. Как и стихи Брюсова.

Знал все отличия американского хлопка от египетского, предпочитая свой, с фамильных полей в Туркестане. Выпускал все — ситец, бархат, гипюр. Потряс хваткой и знаниями деловой Чикаго, насобирал всевозможные импортные дипломы за качество.

Деньги оставались, разумеется, деньгами. Морозовское могущество не имело аналогов. На Всероссийской промышленной выставке в Нижнем Новгороде лично, как глава ярмарочного комитета, принимал самодержца Николая Второго, вручив ему хлеб-соль. Нарвался на замечание министра финансов, всесильного Сергея Витте: шлейф бального платья супруги Морозова — Зинаиды Григорьевны превосходил по длине августейший шлейф (!!!) государыни императрицы Александры Федоровны. Многочисленный двор был в шоке. Государыня невероятным усилием воли сдержалась.

А когда Зинаида Григорьевна явилась к великой княгине Ксении — свитские констатировали, как высочайшая особа закусила в зависти губу. В самом деле, немыслимо роскошный букет фабрикантши Морозовой (всю ночь накануне составлявшийся в поте лица лучшими садовниками из своего сада) намного превосходил аналогичный царский. Завсегдатаи столичных ипподромов жаловались, что в тотализатор играть стало неинтересно, — все дерби с большим отрывом выигрывали морозовские Ташкент и Наяда — лучшие в России рысаки. Известный писатель Александр Амфитеатров посвятил Морозову свой роман «Дрогнувшая ночь». Николай Второй подобным похвастаться не мог. Как Морозов относился к «первой семье государства», красноречиво свидетельствует следующий случай. Когда великий князь Владимир Александрович (автор расстрела в Петербурге 9 января 1905 года) соизволил осмотреть новый особняк Морозова на Спиридоньевке, то Морозов выслал к нему всего лишь своего камердинера, объяснив много позже рвавшему и метавшему адъютанту великого князя полковнику Джунковскому, что так как его высочество соизволил осмотреть дом, а не поговорить с его хозяином лично, то для этой цели вполне достаточно и камердинера. Другими словами, как аукнется...

САМЫМ ПОЧЕТНЫМ посетителем тогдашнего «Славянского базара» и затмившего парижские и венские ресторана Тестова был Савва Тимофеевич. Опытный охотник на весенних вальдшнепов, разумеется, Савва Тимофеевич. Фраза «Морозов дает кредит» заменяла самый многопечатный вексель самым недоверчивым банкирам. Его гайдук Николай был самым импозантным во всей первопрестольной. В Москве в те годы квартировало 75 миллионеров, многие гораздо старше Морозова и с куда более длинным опытом ведения дел, но именно его молва наименовала «купеческим воеводой».

Между тем он сосредоточенно работал в верхнем этаже дома дни и ночи, в отличие от царившей в до отказа наполненной фарфором из Севра спальне некоронованной монархини Зинаиды Григорьевны. Знакомые встречали его в стоптанных башмаках. Он отчаянно торговался с извозчиками за каждый гривенник и, как иронизировал Горький, помнил много спустя год чеканки каждой отданной им монеты.

И в то же время никто другой в России не заботился так, как Морозов, о развитии русской культуры. Поддерживал Горького и Чехова, помогал с заказами архитектору Шехтелю, постоянно субсидировал всю молодую труппу Станиславского и Немировича-Данченко, на свои деньги выстроил здание МХАТа в Камергерском переулке, позаботился, что Голубкина украсила барельефом своей работы «Волна» главный вход (сейчас в этом здании в нынешнем проезде Художественного театра — МХАТ им. А. П. Чехова). Другом семьи был один из столпов отечественной исторической науки Ключевский. Савва Морозов жил в самом центре общественно-политической жизни страны и, не будет большим преувеличением сказать, существенно влиял на нее.

С каждым годом он стал все больше выделяться, как-то выламываться из своего, казалось бы, сверхизбранного, сахарно элитного круга. Дружбы с толстосумами не водил. Даже собственная семья стала коситься на него. По одним данным, супруга Зинаида Григорьевна — работала в прошлом простой шпульшицей на одной из фабрик родственника Морозова — Викулы, по другим — сама происходила из дальней ветви Морозовых, но была бесприданной дочерью купца второй гильдии. «Разводка» — нередко называла эту властную и гордую красавицу мать Саввы Мария Федоровна, без стеснения вороша ее прошлое. Женился на ней Морозов исключительно по любви, нежной и глубокой. И именно самым близким родственникам предстоит сыграть свою роль в трагедии Саввы Морозова. Такую ворошащую и беспардонную.

А пока их неприятие смешивается с подозрением и даже страхом.

Савва Морозов близок с большевиками.

Андрей МАЙДАНОВ.

(Продолжение следует)

НА СНИМКАХ:

* Савва Тимофеевич Морозов. 1890-е годы.

* Зинаида Григорьевна Морозова. 90-е годы прошлого века.