(Газета "Советская молодежь" (25.03.1990))

(Окончание. Начало в № 55, 56.)

II

Земля была распределена среди крестьян — на этом их интересы в социалистической революции закончились. Еще в 1906 году Ленин пришел к выводу, что «в стране с громадным развитием мелкого хозяйства мелкие товаропроизводители (крестьяне в том числе) неизбежно повернут против пролетария, когда он от свободы пойдет к социализму». И вот, после многочисленных колебаний и заигрывания с крестьянской массой 1917 года в году 1918-м Ленин, обозревая идущие в России процессы, возвращается к этой мысли.

Что же делать? Как удержать власть? И тут Ленин предлагает расколоть деревню — привлечь на свою сторону бедняков и середняков: «в практической работе подойти к крестьянину, так организовать бедноту и среднего крестьянина, чтобы на каждом шагу бороться с их влечением к старине, с их попыткой вернуться назад, к свободной торговле, с их постоянным стремлением «свободно» хозяйничать». Тем самым Ленин хотел расширить массовую базу для социалистических преобразований в противовес четко наметившейся тенденции отрыва руководящей группы с ее прожектами о непосредственном построении социализма и коммунизма от умонастроений основной массы населения, желавшей «свободно хозяйствовать», т. е. развивать капиталистические отношения. Ленину не хотелось признаться себе, что он со своими единомышленниками остается в явном меньшинстве, что Октябрьский переворот очень уж смахивает на бланкистскую авантюру, что события в стране развиваются совсем не так, как того ожидали большевики. В этой ситуации были возможны два выхода: либо разделить власть с другими партиями, а может быть и отдать ее в рамках работы Учредительного собрания и других демократических институтов, которые должны были быть созданы, либо упорствовать по поводу ближайших целей и пойти тем самым на решительные действия революционного насилия.

Выбран был второй путь. И это неудивительно в свете того, что происходило с Лениным и его мировоззрением на протяжении 1917 года: заманчивость прихода к власти перевесила научный марксистский анализ сложившегося в России положения. Конечно, нельзя сказать, что власть большевиками захватывалась ради власти. У них было твердое намерение облагодетельствовать народ. Они считали, что знают, как это сделать, но вся беда в том, что большинство народа видело счастье в другом — во всемерном развитии сдерживаемых самодержавием свободном хозяйствовании, рыночной экономики и демократии. Что же родилось из этого столкновения? Только то, что могло родиться: диктатура, но не пролетариата, гражданская война, зародыш той экономической разрухи, которую мы сейчас переживаем во всей ее «красе»...

И здесь самое время вспомнить предостережение Каутского из его брошюры «Диктатура пролетариата»: «Экспроприации богатых крестьян вносят лишь новый элемент беспокойства и гражданской войны в процесс производства, который для своего оздоровления настоятельно требует спокойствия и безопасности». Что же ему ответил Ленин образца 1918 года? «В России мы столько уже раз видали, как «марксизмом» прикрываются защитники кулаков, что Каутский нас не удивит. Может быть, для европейского читателя придется подробнее остановиться на этом подлом прислужничестве буржуазии и либеральной боязни гражданской войны. Русскому рабочему и крестьянину достаточно указать пальцем на это ренегатство Каутского — и пройти мимо».

Ленин образца 1921 года этих слов бы уже не написал, но в 1918 году они были сказаны, и Сталин образца 1929 года не начинал свой «великий перелом» с нуля. Он использовал печальный опыт «борьбы» с крестьянством самых первых послереволюционных лет и пошел неизмеримо дальше. Но вернемся чуть назад.

С введения нэпа создалась уникальная ситуация: предпринималась практическая попытка осуществления давней и уже забытой идеи Ленина о развитии капиталистических отношений в условиях «перехода политической власти к пролетариату». Но она была обречена на неудачу: если капиталистические отношения в какой-то степени воссоздались, то политической власти у пролетариата не было. В 1922 году Ленин писал: «Если не закрывать себе глаза на действительность, то надо признать, что в настоящее время пролетарская политика партии определяется не ее составом, а громадным, безраздельным авторитетом того тончайшего слоя, который можно назвать старой партийной гвардией». Как тут не вспомнить слова того же Ленина, писавшего незадолго до Октября: «Всякая действительная и полная победа революции может быть только диктатурой, говорил Маркс, имея в виду, конечно, диктатуру (т. е. не ограниченную ничем власть) массы над кучкой, а не обратно».

Если же говорить о другой стороне эксперимента — капиталистических отношениях, то даже в узких рамках нэпа их развитие не соответствовало интересам правящего слоя, воспитанного на ленинском азарте борьбы за власть, считающего, что все предпосылки для непосредственного строительства социализма в России уже есть и нэп — лишь временное отступление от генерального курса. Отсюда проистекли и последующие переломные шаги по переустройству общества — насильственная коллективизация, волюнтаристская индустриализация, разгром остатков культуры, ставшие отличительными чертами сталинской диктатуры.

Вот таким образом прослеживается цепочка от ряда заблуждений Маркса и Энгельса к практическим действиям Ленина и к сталинской дискриминации идеи социализма. То, что Энгельс считал «юношеской горячностью», стало целью деятельности Ленина и нашло свое логическое завершение (возможно, и против ожиданий Ленина) в годы Сталина.

III

Следует ли из всего вышесказанного, что марксизм виновен в тех бедствиях, которые обрушились на нашу страну в XX веке? Ответить утвердительно на этот вопрос было бы равносильно тому, чтобы признать христианство повинным в ужасах инквизиции и крестовых походов. Марксизм невиновен — виновны те из его последователей, которые не поняли глубинную суть этого учения, внутреннюю логику исторического процесса, открытую им.

Каков, к примеру, вклад Ленина в развитие марксизма? При всей сложности ответа на этот вопрос все же считаю наиболее значительной его частью исследование природы российского капитализма конца XIX — начала XX века и формулирование некоторых новых тенденций мирового капиталистического развития (идея об империализме). Но и тут сказалась ленинская заряженность на «решительные действия» — вспомним его неоправдавшийся вывод о начале общего кризиса капитализма, о его загнивании, о том, что империализм — это высшая и последняя стадия капитализма. Что же касается ленинского развития марксизма как революционного учения, то здесь более чем 70-летний опыт СССР и других стран, пошедших по тому же пути, однозначно говорит: Ленин ошибся. Он и сам, видимо, осознал это к началу 20-х годов, но было уже поздно, маховик насилия над законами общественного развития был уже раскручен до предела...

Конечно, всесторонняя и непредвзятая оценка ленинского идейного наследия еще впереди — и это не тема данной статьи. Если же возвратиться к марксизму в том виде, в каком нам его оставили Маркс и Энгельс, то он нуждается в тщательном очищении от очевидных заблуждений и устаревших «истин». И эту работу во многом уже провела международная социал-демократия, в частности ее левое крыло. Но дело, конечно, в куда более серьезных обстоятельствах — громадном опыте социал-демократов по работе для масс в условиях демократии. Были здесь и свои ошибки, и заблуждения, но общий итог говорит сам за себя: положение «рабочего класса» и «трудящихся» в целом в странах Запада со времен Маркса кардинально изменилось в лучшую сторону — есть в этом заслуга и социал-демократов. Противоположный пример представляет собой деятельность других наследников Маркса — коммунистов. Во всех без исключения странах, где они пытались и пытаются осуществить свое толкование марксизма, положение основной части населения крайне трудное, общество переживает глубокий политический, экономический и моральный кризис. А ведь известно, что самым верным критерием истинности всякой идеи является практика.

Какой отсюда следует вывод? Только тот, что марксизм как действительно живое учение присутствует в современной левой социал-демократической идеологии. Тут, однако, самое время обратить внимание на то, что важнейшей составной частью учения Маркса об обществе является идея о таком общественном устройстве, которое было бы более прогрессивным по сравнению с капитализмом. И здесь, пожалуй, самое слабое место нынешней социал-демократической мысли, в которой социализм как альтернатива капитализму присутствует лишь в самом общем виде.

Но, может быть, социализм — это настолько далекое будущее, что думать о его очертаниях преждевременно? Ведь развитие капитализма пока продолжается — и вроде бы не видно признаков его «общего кризиса». Тем не менее пороки этого устройства налицо. Конечно, я не имею в виду такие традиционные для марксизма XIX века упреки, как нищета рабочего класса, безработица, кризисы и т. п. Это или преодолено, или сведено к минимуму — развитой капитализм конца XX века достаточно успешно решил в каждой из стран свои внутренние проблемы, но на первый план вышли проблемы глобальные. И главная в их числе — огромный и все более увеличивающийся контраст в уровне жизни между группой развитых стран и всем остальным миром, включая и СССР. Вот то противоречие, которое может оказаться гибельным для всей цивилизации. И тут марксистский метод осмысления хода исторического процесса может помочь отыскать тот ключ, который выведет человечество из кризисного состояния.

Евгений ГОНТМАХЕР