(Журнал "Смена" №?/1987(?))

Словно чарующая волшебная флейта, его голос выводит искусные соловьиные трели, воссоздает тембр плачущей виолончели, имитирует басовые звуки валторны...

Друзья в шутку называют его невидимкой, потому что слышат-то Геннадия Трофимова многие, но видят редко, да и то в эпизодических ролях в театре. Обычно он много времени отдает студийной работе.

Вот и на этот раз, договариваясь о встрече, Геннадий Трофимов предупредил: буду с утра в студии «Мелодия».

В назначенный день поднимаюсь по винтовой лестнице на третий этаж старинного здания, открываю дверь. В комнате полумрак, вся она заставлена высокими металлическими шкафами, начиненными электронной аппаратурой. За одним из них не сразу можно заметить согнувшуюся над пультом фигуру.

— Импровизируем, — сделал жест Геннадий, обратив мое внимание на сидящего за синтезатором партнера.

Композитор Артемьев — это он музицировал — стал рассказывать о совместных поисках. Не знаю, как часто о коллегах отзываются столь восторженно: и голос непревзойденный, и манера раскованная, и трактовка мастерская. А главное, всегда чувствуешь рядом плечо единомышленника, равняешься на тот творческий потенциал, который в нем скрыт и. по существу, не ограничен.

Геннадий — находка для композитора. Певец, который «берет» ноту практически любой октавы. Ну, а какой смысл в студийных экспериментах, если их не повторить рядовому исполнителю? Но смысл, по мнению Артемьева, есть. Он помогает найти лучшие решения. И Трофимов — тот певец, которого неизбежно порождает новая музыка. Геннадий заявил о себе в музыкальном спектакле Алексея Рыбникова и Павла Грушко «Звезда и Смерть Хоакина Мурьеты». Эта «история... о парне простом и отважном» —сюжетная основа драматической кантаты Пабло Неруды, обошедшей с 1967 года сцены театров многих стран.

Но кто такой Хоакин в трактовке Трофимова?

— Для меня «Звезда и Смерть Хоакина Мурьеты».— говорит Геннадий — олицетворяет извечную борьбу добра и зла. Хоакин, вступающий в жизнь восторженным юношей, не ведает еще пороков несправедливого общества.

Каждый эпизод отнимал много сил. Устав от репетиций. Геннадий часто уезжал в родной Орел, часами, казалось, бесцельно бродил по лесистым косогорам — набирался новой энергии.

Музыкальный спектакль «Звезда и Смерть...» — первый крупный дебют Геннадия на фирме «Мелодия», выпустившей красочный альбом из двух дисков. Это было в 1980 году. А. совсем недавно экраны страны обошел фильм с тем же названием. В нем голос Трофимова прозвучал опять в партиях Хоакина и Смерти.

Не все актеры поют. Проблема вокального «каскадера»-дублера существует, но ее иногда предпочитают не замечать.

Сам Геннадий, как говорится, не рвется на трибуну, чтобы завладеть микрофоном и вниманием аудитории, не спешит выйти на сцену театра или эстрады.

С детства овладевший иностранными языками, и не без помощи мамы-преподавателя, он, по признанию поклонников, может спеть профессионально любой западный шлягер. Например, в фильме «Приключения капитана Врунгеля» он спел за всех действующих лиц, в том числе и на английском языке.

Геннадий владеет синтетической манерой пения. Добивается сочетания академического стиля с современными: джазом и роком.

В современной музыке часто композитор и исполнитель — одно и то же лицо, так как все тонкости выразительных средств невозможно зафиксировать в нотах. Поэтому особо ценится вокальная редакция певца. Как импровизатор Геннадий имеет неподражаемую гибкость голоса, чувствует ритмические особенности джаза.

Еще в те годы, когда Геннадий увлекался баяном (было это сначала в Орловском музучилище, а затем в Государственном музыкально-педагогическом институте имени Гнесиных в Москве), всех восхищала его способность к импровизации, от баяна он мог пересесть за фортепиано и давал волю своей фантазии.

Если хотите научиться владеть голосом, наставлял молодых великий Станиславский, то пойте тихо, с закрытым ртом. Геннадий, играя на инструменте, неслышно вторил тянувшемуся звуку баяна. «Боже! Чудо сотвори!» — есть строчка-мольба в драме о Хоакине, но в жизни Трофимова автором «чуда», певческого успеха стал он сам. И не случайно специалисты из фонотеки Всесоюзного радио долго не могли понять, что баянист Трофимов и певец Трофимов — одно и то же лицо.

Вокалу он учился самостоятельно, десятки раз прослушивая любимые пластинки — Ф. Шаляпина. Л. Утесова… В результате в совершенстве овладел таким сложным инструментом, как голос, возвысил его роль. Ведь электронная музыка оттеснила не только классические оркестры, но и породила певческую безликость. В течение веков создавались все новые и новые музыкальные инструменты, рассчитанные на строго узкий диапазон, на определенную певческую культуру: великое многообразие ради гармонического единства. С появлением «генераторов» музыки, имитирующих и орган, и балалайку, и флейту, это единство нарушилось. Певцам оказалось не под силу «идти в ногу» с современными композициями, эстраду заполнили безголосые...

Вот в такую пору внедрения техники в искусство ряд молодых композиторов — среди них Алексей Рыбников, оканчивавший аспирантуру Московской консерватории, — задались целью: устранить противоречия между исполнителями инструментальной и вокальной музыки. Неизбежно напрашивалось: раз синтезируется музыка, наверное, и вокалу не повредит синтетичность. Но где взять певца, способного извлекать звук практически любой высоты?

— Когда я задумал создать музыкальную драму современными средствами, — говорит Алексей Рыбников, — я долго пытался представить образ Хоакина и представить его исполнителя — тенора или баритона, кого предпочесть? На сколько ограничить диапазон звучания, чтобы не выходить за пределы певческих возможностей человека? И вдруг мне приносят магнитофонную запись, где эти проблемы были разрешены.

Обладателем «безразмерного» голоса был мало кому известный Геннадий Трофимов, которого тогда пригласили в Москву.

— Удивительно даже, что он легко сменяет бас-профундо на самые верхние тона сопрано, незаметно и без всякого усилия, — говорит Рыбников.— На меня как современного композитора пение Трофимова производит большое впечатление еще и потому, что его голос надежнее и богаче любого инструмента. Главные партии «Звезды и Смерти…» он исполнил первым потому, что даже опытные певцы не пытались преодолеть регистровый «звуковой» барьер, вернее, не верили в плавные переходы. Для Геннадия не существует границы в условной певческой градации. Столь многоликий голос (три октавы) — большое приобретение для поиска новых выразительных средств. Все главные мужские партии я писал в «ключе» Трофимова, с расчетом на его голос.

Сейчас существуют три версии «Звезды и Смерти...», в театре, кино, на грампластинках. Когда Рыбникова спрашивают, какая ему больше нравится, он не раздумывает: конечно, в грамзаписи. И опять он связывает успех с именем Трофимова. Сначала доверили ему спеть партию Смерти. Геннадий создал зловещий, саркастический образ. А актера на роль Хоакина так и не нашли.

«Может, попробуешь?..»

Попробовал — и сообщил единство всей пластинке.

— Вдвоем с Алексеем Рыбниковым разрабатывали фонограмму, — вспоминает Геннадий, — ведь сложность была в том, что вокальные партии исполняли драматические актеры. Им буквально пришлось начинать с «азов» — одно дело, когда играешь в драме, другое — в мюзикле. По праву автора Рыбников работал с музыкантами группы «Рок-ателье», добиваясь сходства с партитурой, я же обучал пению.

Певец Трофимов начинал в театре свою «карьеру» с артиста ансамбля «Аракс», позже — «Рок-ателье». В «Юноне» и «Авось» он сыграл дирижера, а в «Оптимистической трагедии» — эпизодическую роль кайзеровского офицера.

И все-таки не эти спектакли предмет разговора, рассказа, ибо Трофимов состоялся как новый тип исполнителя, который наиболее выражает себя в студийной обстановке. Его не смущает отсутствие непосредственного контакта с публикой и вместе с тем не сковывает мысль о незримой, но поистине безграничной аудитории. Он владеет спецификой игры для записи: способен сохранить цельность трактовки даже при воспроизведении текста фрагментами как это было при записи партии Николая Резанова в «Юноне» и «Авось», входить мгновенно в образ. «Не секрет, — замечает Рыбников, — драматический дар и вокальная техника у многих исполнителей не всегда сочетаются с эстрадной гибкостью и актерским мастерством. У Геннадия есть качества как оперного, так и эстрадного певца».

Но почему Трофимова чаще можно встретить в студии, чем в концертном зале? Ответ простой. Подобно скульптору, годами отшлифовывающему мельчайшие детали статуи, или кинорежиссеру, снимающему все новые дубли, он может подолгу повторять варианты, делать выбор между ними, пока не добьется удовлетворяющего его результата. Чуткий к акустике, с абсолютным музыкальным слухом, он мастерски использует пространство, преобразуя тембр, динамику, изменяя атаку звука, вводя отдельные звуковые планы.

Электронная техника открывает беспредельные возможности, вносит свежесть в инструментовку. Так, машины компьютерного поколения могут запоминать и извлекать из тайников ЭВМ все «кирпичики» здания музыкального произведения, все тембры. Сейчас музыка вышла на такой этап, когда в ней происходит взаимопроникновение различных стилей и направлений: джаз соседствует с академической музыкой, традиционная форма — с новой.

Нагляднее всего это выражено в «Звезде и Смерти...», в «Юноне» и «Авось». Например, незатейливая песенка «Шиповник» — с привычными оборотами — в новой электронной среде акустически так расцвечена, что получает необычную звуковую окраску. Геннадия привлекают чистота и благородство мелодических линий — в этом находят свое продолжение традиции Чайковского, Рахманинова. Ему как исполнителю также импонируют современные ритмы, рожденные синтезатором.

Однако Трофимов против того, чтобы возможности техники использовались лишь для создания эффектов в угоду развлекательности. Он стремится приблизиться к образцам серьезной литературы, изобразительного искусства и музыки. Его репертуар не богат количественно. Исполнять нужно только то, что духовно обогащает, нравственно и эстетически воспитывает, считает он. Не без удовольствия записал он цикл песен Е. Крылатова на стихи Е. Евтушенко в фильме «И это все о нем».

А сейчас заканчивается запись новой музыкальной драмы Э.Артемьева «Преступление и наказание», где Геннадий исполняет партию Раскольникова.

— Мечтаю спеть цикл шекспировских сонетов композитора Румянцева, сделать вокальные аранжировки старинных русских романсов и народных песен, — делится планами Трофимов. — Главное для меня — поднять те народные пласты песенного творчества, что, к сожалению, мало затронуты, но представляют настоящий клад и для вокалиста и для композитора.

Им подмечено, что в устном народном творчестве ритмика может варьироваться по усмотрению исполнителя, а высота звуков порой не укладывается в привычную нотную запись. Это дает возможность исполнять одно и то же произведение по-разному, импровизируя, Геннадий намечает создать ряд композиций и выйти с ними на сцену. Одна из них готова — это «Кукушка» на стихи Флора Васильева, в которой он использует приемы народного пения.

— Кто бывал в лесу, наверное, обращал внимание, слушая кукушку: голос птицы то приближается, то отдаляется. И всякий раз ее «ку-ку» звучит иначе. Я и пытался передать эти интонации в натуральном строе человеческого голоса, которые невозможно передать на клавишных инструментах. Кстати, это давно применялось у древних славян в плачах, причетах, выкликаниях, когда народные певцы предпочитали нейтральные и плавающие интервалы, почти забытые сегодня, — дает комментарий к своей композиции Трофимов.

Здесь же, кстати, он вводит принцип антифонной подачи звукового материала — своеобразную пространственную перекличку голосов, которая поныне сохранилась в хороводных песнях Закарпатья, оленеводов Севера. Так фольклор становится частью его исполнительского стиля, его языка.

Да, Трофимов — студийный певец, прослеживающий в тиши звукозаписывающих приборов сложные перипетии человеческих судеб, воздающий должное злу и защищающий добро. Но это, как точно выразился Эдуард Артемьев, не начало поиска себя в искусстве как личности — личность уже состоялась.

И талант о себе заявит.

Анна КУЧУШЕВА