(Газета «Советская молодежь» (13.04.1990)) 

Никогда не предполагал, что в наше время в такой стране, как ФРГ, вдоль и поперек изъезженной телевидением и прессой, окажусь первопроходцем. Не предполагал, а довелось. Я был первым советским журналистом, посетившим в Бонне западногерманское отделение международной организации «Эмнисти интернейшнл» — «Международная амнистия». 

Впрочем, если вдуматься, удивительного в этом мало. Ведь долгие годы мы эту самую «Эмнисти» не то что в упор не видели, а при каждом удобном случае ногами пинали.

Негативное отношение к ней объясняется самим характером этой организации. Ее работу определяет убеждение, что права человека универсальны, стоят над всеми национальными, расовыми, идеологическими границами и защищать их призваны все люди. Причем этот принцип распространяется буквально на все части земного шара.

В боннском отделении «Эмнисти» мне подарили информационную брошюру. В ней рассказывается, что история преследований по политическим мотивам — часть истории, увы, практически любого государства, расположенного на нашей старушке-планете, и поэтому организация видит свою задачу в том, чтобы выступать за осуществление прав человека, в защиту человеческого достоинства и на Востоке, и на Западе, и в «третьем мире».

«Возраст» организации — 28 лет. Штаб-квартира расположена в Лондоне. Держится в основном на энтузиастах-общественниках. В Лондоне у «Эмнисти» около 200 штатных работников, а в Бонне не более 20. Но поддержку и посильную, в том числе финансовую, помощь в ФРГ ей оказывают 13 тысяч человек, по всему же земному шару их наберется более полумиллиона. Небезынтересно отметить, что денежная помощь от правительства, как правило, не принимается.

В Бонне я познакомился с немолодой женщиной, Ханной Дитрих. «В конце пятидесятых, — рассказывает Ханна, — шла серия процессов над преступниками эпохи национал-социализма. Меня потрясла чудовищность их зверств. Может быть, потому, что я немка, я особенно остро восприняла преступления гитлеровцев. С тех пор свой долг вижу в том, чтобы не допустить повторения злодеяний».

Путь Ханны в «Эмнисти» через стремление защитить людей, подвергающихся несправедливым преследованиям, характерен для многих ее земляков. Во время нашей беседы к нам подходили ее коллеги по организации, в конце концов собралась небольшая группа, и получилось что-то вроде импровизированного «круглого стола», во время которого все говорившие, как один, отмечали особую ответственность немцев перед историей. «Именно наше прошлое, — подытожил 36-летний Юрген Бенте, — заставляет принимать меры против возможности возрождения человеконенавистнической идеологии. Мы стремимся, чтобы наша страна не выглядела пятном коричневого цвета на карте мира».

Хотелось бы обратить внимание на немаловажную, на мой взгляд; деталь: гостем боннского отделения «Эмнисти» я стал е легкой руки моих знакомых социал-демократов. Насколько я мог судить, именно эта партия задает тон в «Эмнисти» в ФРГ, что, безусловно, накладывает соответствующий отпечаток на ее работу.

За что же мы так не жаловали эту организацию в недавнем прошлом? После того, как мы вслух признали, что в застойные годы права человека в СССР попирались сплошь и рядом, ответ лежит на поверхности. У нас же не просто людей за убеждения и в лагеря да ссылки отправляли, и в психушки да тюрьмы сажали, и за границу вышвыривали. Мы еще хотели при этом перед мировым сообществом чистенькими остаться, дескать, нет у нас такого и быть не может. А судьбу таких, как покойный академик Андрей Дмитриевич Сахаров, у которого, надо полагать, наше «то, чего быть не может», унесло не один год жизни, как бы не замечать. Дескать, дурной тон на чужую кухню нос совать. «Эмнисти» же совала и колола глаза нашим тогдашним руководителям подобными фактами непрестанно. Что им очень не нравилось.

Нынче «Эмнисти» по-прежнему в курсе наших дел. Во всех ее методических разработках отмечается, что перестройка изменила положение с правами человека в нашей стране коренным образом. Генеральному направлению на создание правового государства воздается должное, но то, что заслуживает критики, тоже не выпадает из поля зрения. Вот конкретный пример.

Там, в Бонне, зашел разговор на тему, которой мои собеседники, правда, владели лучше, чем я: о свердловчанине Сергее Кузнецове, который был арестован в родном городе в декабре позапрошлого года во время демонстрации по случаю 40-летия принятия Всеобщей декларации прав человека. Он был осужден — по официальному определению, «за сопротивление работникам милиции и клевету на офицера МВД» — на три года лишения свободы. Нет, говорили мне в Бонне, суд был неправый. Так оно впоследствии и оказалось. В начале 1990 года коллегия Свердловского областного суда, рассматривая дело в кассационном порядке, пришла к заключению, что участие Кузнецова в несанкционированном митинге может квалифицироваться только как административное правонарушение, но отнюдь не как уголовное. Сопротивление же работникам милиции так и осталось голословным утверждением самих работников милиции.. Итак, Кузнецов оправдан «за отсутствием состава преступления».

Суд также переквалифицировал действия Кузнецова, которые расценили ранее как клевету, на статью 131 УК РСФСР, часть 2 — «оскорбление печатным способом». Наказание — шесть месяцев исправительных работ, но с учетом того, что Сергей к тому моменту провел под стражей уже десять месяцев, его отпустили на свободу. Поясню: Кузнецов распространял листовки, в которых говорилось, что начальник районного отдела милиции Родионов — «погрязший в коррупции пособник убийц». Этот вывод молодой человек сделал на основании публикаций в местной газете «Уральский рабочий» и в центральной «Неделе», где рассказывалось о том, что подчиненный Родионова — офицер милиции Казин — совершил убийство, разбой, кражи, а Родионов подписал ему хвалебную характеристику. В связи с делом Казина на Родионова было наложено строгое взыскание, но к уголовной ответственности он не привлекался. Поэтому и сочли, что клеветы не было, однако оскорбление печатным словом налицо. Юристы продолжают скрещивать и ломать копья на сей счет, но для нас сейчас существеннее другое. То, что борьба «Эмнисти» в защиту С. Кузнецова была вполне правомерной.

Есть и другие примеры. На некоторые проблемы мы смотрим разными глазами. Скажем, отказ от военной службы по соображениям морали. Я думаю, не только сейчас, но и в будущем расхождение во мнениях между нашим государством и «Эмнисти» вполне возможно. Не берусь утверждать и то, что в подобных спорах правота всегда будет на ее стороне. Но прислушиваться к мнению «Эмнисти» очень и очень стоит, ибо она опирается на богатый правозащитный опыт.

В НАСТОЯЩЕЕ время «Эмнисти», как и прежде, выступает в защиту «ненасильственных политических заключенных», то есть тех, кто находится в тюрьме по политическим преступлениям, не связанным с актами насилия, и все большее внимание уделяет борьбе против смертной казни. Сейчас тридцать пять стран не имеют в своих уголовных кодексах такой меры наказания, как смертная казнь, еще в 18 она сохраняется только за особо опасные правонарушения, например, за военные преступления.

Можно сказать, что в мире растет осознание того, что смертная казнь несовместима с уважением к правам человека. И очень показательно, что в своей деятельности «Эмнисти» опирается на решение ООН. Еще в 1977 году Генеральная Ассамблея ООН подтвердила, что одной из основополагающих своих задач считает последовательное ограничение числа указанных в законе правонарушений, которые могут караться смертной казнью, с перспективой полной отмены этого наказания. В нашей стране к этой проблеме далеко не однозначное отношение. Относительно недавно ленинградские журналисты провели прямой эфир, интересуясь мнением горожан по этой проблеме. У тех, кто эту передачу видел, наверняка сложилось впечатление, что у сторонников отмены смертной казни большинства нет. Гораздо чаще с экрана звучало такое мнение: за насилие, умышленное убийство только такое наказание и справедливо. Непростая проблема..,

В «Международной амнистии», так же как и в Организации Объединенных Наций, понимают: в одночасье ее не решить. Но это не значит, что ее нужно забыть. В последние годы авторитет «Эмнисти» весьма возрос. В 1987 году она была удостоена Нобелевской премии мира, а это говорит о многом.

В. ЛЕВИН.
Бонн — Москва.