|
| Это было по Савой |
|
|
(Газета «Советская молодежь» (26.04.1990)) «И был расстрелян он у вала.
Эти строки о югославском патриоте, расстрелянном фашистскими оккупантами, написаны декабрьской ночью 1941 года русским поэтом-эмигрантом Алексеем Петровичем Дураковым в белградской гестаповской тюрьме. Другие патриоты вынесли тетрадь с этими стихами на волю. Благодаря усилиям жены поэта Любови Дмитриевны стихи увидели свет, но не на родине поэта — на творчество эмигрантов радетели соцреализма наложили прочное табу, — а в изданиях русского зарубежья. ПОСЛЕ нападения Германии на СССР и жесткой мобилизации, в рейхе немецкая промышленность почувствовала недостаток рабочих рук. Разрешено было использовать труд рабов. Это обстоятельство и спасло тогда жизнь Алексею Петровичу: колонна заключенных из белградской тюрьмы была направлена на заводы Нюрнберга. Любовь Дмитриевна добровольно отправилась за мужем в Германию. Большим подспорьем в борьбе за жизнь оказалось тогда для супругов знание с детства немецкого языка. Может быть, это обстоятельство и помогло Любови Дмитриевне в 1944 году добиться у заводского начальства краткосрочного отпуска «для лечения мужа» — за три года каторжных работ на нюрнбергском заводе Алексей Петрович потерял чуть ли не двадцать килограммов веса. Как бы там ни было, но в начале сорок четвертого супруги Дураковы оказались в Белграде. Но ни отдохнуть с дороги, ни оправиться от изнуряющего труда они не успели. Преданный друг, почитатель его творчества и земляк Алексея Петровича — Илья Николаевич Голенищев-Кутузов, связанный с белградской подпольной организацией «Союз советских патриотов», — организовал переброску их в горы, к партизанам. Подступы к партизанским районам контролировались карательными отрядами, однако местное население не упускало из внимания ни одного шага оккупантов: партизаны всегда знали графики патрулирования, а зачастую и пароли. Опытные проводники без приключений вывели Дураковых на боевое охранение Посавской партизанской бригады. Шел 1944-й, предпоследний год второй мировой. Но жизнь человеческая одним годом не определяется. Годы. Дни. Судьба человека. ...ПОСЛЕРЕВОЛЮЦИОННАЯ история Алексея Петровича Дуракова до однообразия сходна с судьбами тысяч офицеров русской армии, разметанных революцией и гражданской войной по миру. Он вдоволь покормил окопных вшей, спасался от солдат, разъяренных жестокостью офицеров, познал горечь отступления, потерю .семьи. а затем — унизмтельную долю носильщика на белградском вокзале. Был момент и неописуемого счастья — они с Любовью Дмитриевной разыскали друг друга. Еще будучи учащимся Симбирского юнкерского корпуса, а затем офицером Морского корпуса, Алексей Петрович дебютировал в большой печати столицы. Юнкера переписывали тогда в дневники строки поэта-гардемарина: «Но там, где мгла
Ему прочили интересный творческий путь. Но судьба решила иначе. Участь вечного носильщика его не устраивала. Поэзия лишь подкармливала в хроническом безденежьи. Алексей Петрович поступил на филологический факультет Белградского университета и успешно окончил его. Учеба давалась легко. Ведомство образования предложило ему место преподавателя гимназии в Сербии. Там, в самой гуще демократически настроенной интеллигенции, Алексей Петрович начал отдаляться от «белой мечты» — возврата России под знамена монархии. Староэмигрантская психология, от которой, по мнению эмигрантской молодежи, исходил дух мещанского благодушия и самодовольства, устаревшие политические образы больше не устраивали его. В эмигрантской среде выступили молодые силы, отвергнувшие окончательные цели белоэмигрантского движения. Общую мысль «двадцати-тридцатилетних» выразил тогда поэт Владимир Гальский: «Не проклинайте нас,
В самом начале 1940-х Алексей Петрович через своих новых друзей установил, связь с югославскими патриотами. Чердак его квартиры превратился в тайное хранилище запрещенных королевской властью книг и других печатных материалов. В творчестве Алексея Петровича произошел еще один поворот. Если раньше его лирика охотно принималась эмигрантскими изданиями Праги. Белграда, Парижа, Риги, то новые «либеральные веяния» наглухо закрыли выход в свет его поэзии. Поэму «Аргонавты», воспевающую подвиг советских покорителей Арктики, едва удавалось пристроить - в малотиражный журнал, а стихотворение «Коля и Оля», написанное в новом, необычном для мировоззрения детей эмигрантов ракурсе по отношению к далекой Родине, не взялась печатать даже самая непритязательная к авторам газетенка. Алексей Петрович знал: держатся они на инерции. И только страх перед комиссарским террором удерживает основную массу эмигрантов от возвращения на родину. Дай большевистское правительство надежные гарантии безопасности, объяви не фикцию, а реальную амнистию, и тысячи вчерашних врагов Советов потянутся в Россию. И не потребуют ни возвращения потерянного, ни компенсаций. Лишь бы видеть То небо, ходить по СВОЕЙ земле, лишь бы дышать воздухом РОДИНЫ... Все было верно. Едва немцы оккупировали Европу, как эмигрантское общество единогласно провозгласило лозунг: «Истинные русские патриоты — не с немцами!». Но Алексей Петрович присоединился к тем, кто несколько изменил лозунг: «Истинные русские патриоты — против немцев!». А это уже был призыв к сопротивлению. Так в самом начале борьбы Алексей Петрович оказался сначала в гестаповской тюрьме, а затем на каторге в Нюрнберге. Антифашистское сопротивление оккупантам в Югославии приняло общенациональный характер. В ноябре 1943 года в городе Яйце собралось антифашистское вече. Секретарь ЦК компартии Югославии Иосип Броз Тито был удостоен звания маршала и утвержден командующим Югославской народной армией. Передавали за верное подробности, что там, в Яйце, боснийка-мусульманка распустила золотое шитье своего национального свадебного наряда, вышила им маршальские погоны и пристроила золотой венец на маршальскую фуражку Тито. А всего в нескольких километрах от Яйце свирепствовали эсэсовцы... Все это волновало, тянуло туда, в бой. Судьба открыла Дураковым такую возможность. Они оказались среди отзывчивых и мужественных сербов, боснийцев, черногорцев, словенцев, хорватов и македонцев, сражались рядом с ними за свою Россию и за свою Югославию. Короткий рассказ о русском патриоте, поэте, югославском воине Алексее Петровиче Дуракове закончит его близкий друг, югославский подпольщик, русский князь — потомок прославленной фамилии Илья Николаевич Голенищев-Кутузов: «ОДНАЖДЫ я пришел в штаб Посавской партизанской бригады и спросил, где я могу найти товарища Алекса (так звали в отряде Алексея Петровича). Комиссар, сдерживая волнение, сказал мне: «Его вчера убили на переправе». И видя мое потрясение, добавил: «И брата моего тоже...». Я не помню, как тогда вышел из штаба. На следующий день мне удалось на лесной опушке, около реки Савы, разыскать Любовь Дмитриевну. На ней была партизанская пилотка, за спиной — немецкий автомат. Она рассказала мне подробности. За два дня до этого немцы предприняли попытку переправиться через реку. Алексей Петрович находился в заставе, охраняющей подступы к партизанской базе. Пока подоспела подмога, небольшая группа партизан, в которой находился Алексей Петрович, с трудом сдерживала карателей. Когда пулеметчик, брат комиссара, был убит, за пулемёт лёг Алексей Петрович. Ни одному гитлеровцу не удалось переправиться через реку. Все подходы к Саве были усеяны трупами карателей. А в неглубоком окопчике, сжимая «Дегтярев», лежал Алексей Петрович...». Бывшие югославские партизаны Посавской бригады и сейчас вспоминают всегда веселого, всегда отзывчивого, всегда смелого — бывшего офицера российской армии, как они говорят, — «Нашего Алекса». Его стихи хранят библиотеки многих европейских столиц. Но там, «за бугром», не у нас. Среди тысяч имен своих павших героев благодарные югославы хранят его имя. Сражаясь рядом с ними, он защищал и свою покинутую родину и погиб за нее, немного не дожив до счастливого Дня Победы.
Сергей ЛЫБА. |
| « Предыдущая | Следующая » |
|---|
