(Газета «Советская молодежь» (09.05.1990)) 

(Окончание. Начало в №№ 85, 86.)

Поселившись с семьей в Бретани, Кирилл Владимирович стремился поддерживать контакты с русскими эмигрантами во всех частях света и время от времени рассылал «царские манифесты» и раздавал титулы. Под конец жизни Кирилл Владимирович водил дружбу с Вильгельмом II, объявив экс-кайзера «настоящим другом России». Дело в том, что дочери великого князя были выданы замуж за немецких князей, один из которых являлся внуком Вильгельма.

В 1938 году после смерти Кирилла Владимировича место династического главы рода Романовых перешло к его сыну. Родившийся в финляндском городе Порво, Владимир Кириллович никогда не бывал в России. Он окончил в Париже русскую гимназию, ныне прекратившую существование из-за постепенной смерти учителей. В 30-е годы великий князь под псевдонимом «Михайлов» полгода проработал на фабрике в Англии «с тем, чтобы на личном опыте узнать условия жизни рабочего класса». Впрочем, родители, судя по всему, сумели оставить Владимиру Кирилловичу состояние, которое избавило его от потребности зарабатывать на жизнь и дало возможность всецело посвятить себя руководству «домом Романовых».

Во время второй мировой войны немцы предложили Владимиру Кирилловичу сотрудничество. Как и остальные Романовы, великий князь отказался. В конце войны он был депортирован в Германию, а затем в Австрию. В 1946 году он поселился в Испании у сестры, а двумя годами позже обвенчался с Леонидой Георгиевной Багратиони из княжеского рода Багратиони-Мухранских. Дочь Владимира Кирилловича и Леониды Георгиевны Мария, родившаяся в 1953 году, была замужем за принцем Вильгельмом — правнуком Вильгельма II. В этом браке, который позднее был расторгнут, у Марии Владимировны в 1981 году родился сын Георгий.

Зимой семья Владимира Кирилловича живет в Мадриде, летом — в небольшом французском местечке Сен-Бриак, в Бретани. Среди портретов родственников и бюстов Александра III, многочисленных примет, напоминающих в доме о России, Стаффан Скотт, к своему удивлению, увидел и портрет Горького. Владимир Кириллович не принял ни французского, ни испанского гражданства, у него французский паспорт иностранца. «Французские власти приглядывают за мной, но делают это очень корректно», — сообщил он автору книги.

Владимиру Кирилловичу идет восьмой десяток, и сам он, очевидно, не питает больших иллюзий на будущее, но свой обязанности хотел бы завещать внуку. Крещение великого князя Георгия Павловича состоялось в присутствии испанской королевской четы и делегаций других королевских домов Европы.

Однако права Георгия Павловича занять после Владимира Кирилловича место главы «дома» оспариваются другими Романовыми. Еще в 1969 году, когда Владимир Кириллович объявил наследницей престола свою дочь Марию, князья Всеволод Иоаннович (внук великого князя — литератора «К. Р.»), Роман Петрович (сын великого князя Петра Николаевича, двоюродного дяди Николая II) и Андрей Александрович (сын царского зятя-спирита Александра Михайловича) обнародовали свои возражения, демонстративно опустив в княжеском титуле блюстителя престола слово «великий». «Жена князя Владимира, — писали они, — имеет тот же статус, что и жены других князей императорской фамилии. Из этого следует, что мы не признаем за женой князя Владимира право на титул великой княгини. Из этого также следует, что мы не признаем ее дочь Марию великой княгиней и рассматриваем провозглашение княгини Марии Владимировны будущей главой Русского Императорского дома как акт произвола и беззакония». В 1976 году, когда Владимир Кириллович дал зятю титул великого князя, последовал новый протест, подписанный уже пятью князьями, в том числе Василием Александровичем. Они усмотрели в этом жесте «намерение основать новую династию Гогенцоллернов-Романовых». И, наконец, в 1981 году вслед за рождением внука Владимира Кирилловича —Георгия — Василий Александрович как председатель объединения родственников опубликовал новое заявление. «Счастливое событие в прусском королевском доме не имеет отношения к Романовым, поскольку новорожденный князь не принадлежит ни к Русскому Императорскому дому, ни к роду Романовых...». В конце письма подчеркивалось, что «все вопросы династического значения могут решаться только великим русским народом на русской территории».

А причина ссоры в благородном семействе заключается в том, что одним из своих рескриптов Владимир Кириллович не признал браки родственников, объявив, что прочие представители рода, должны назвать себя не Романовыми, а Романовскими — так именовались до революции князья, принадлежащие к побочным линиям царской фамилии. Кстати, фамилией Романовых представители династии стали пользоваться лишь после революции. А на табличке небольшого дома в Вэлли Коттедж (штат Нью-Йорк) фамилии нет и поныне. Хозяйка дома называет себя просто «княжна Вера».

Дом этот, в котором С. Скотт навестил 82-летнюю княжну, — часть пансионата для русских эмигрантов, принадлежащего «Фонду Толстого». Крестной матерью княгини была императрица Александра Федоровна, а ее родителями — великий князь, литератор «К. Р.», и Елизавета Заксен-Альтенбургская.

Вере Константиновне было десять лет, когда умер ее отец, и двенадцать, когда в 1918 году мать увезла ее и брата Георгия из Петрограда в Стокгольм. У Веры Константиновны было шесть братьев и две сестры. Один из братьев — Олег — в 22 года погиб на фронте в начале первой мировой войны, трое других — Иоанн, Константин и Игорь — расстреляны в Алапаевске. Своему первенцу Иоанну Константин Константинович посвятил колыбельную, которая оказалась пророческой:

В тихом безмолвии ночи
С образа,
                 в грусти святой,
Божией Матери очи
Кротко следят за тобой.
Сколько участья во взоре
Этих печальных очей!
Словно им ведомо горе
Будущей жизни твоей.

Лики казненных братьев изображены на иконе, которая висит в комнате княжны. Из детства Вера Константиновна вспоминает прогулку с царевичем Алексеем, визиты в родительский дом Николая II, подтрунивавшего над их дворецким Селезневым, который прежде служил солдатом под его началом: «Ты стал теперь таким важным, Селезнев, а я по-прежнему простой полковник», горькие слова отца, оброненные в разговоре с матерью: «Мне кажется, скоро только мы одни останемся ему верны».

Покинув Россию, княжна Вера два года прожила в предместье Стокгольма, но жизнь в Швеции, по ее словам, оказалась дорогой, и мать написала письмо королю Бельгии Альберту I, в котором спрашивала разрешения переехать в Брюссель. «Он ответил, что был бы рад нас принять, но прежде должен спросить свой парламент. Что это за король?» — возмущалась княжна Вера. Переезд в Бельгию все же состоялся, но и здесь эмигранты задержались недолго. Затем они перебрались в Германию, где княжна Вера прожила 30 лет у родственников матери в Альтенбурге. Ее пытались выдать замуж за сына Вильгельма II, но княжна отказалась и осталась одинокой. После войны она работала переводчицей в Красном Кресте, а в 1951 году переселилась в США.

Раз в два года она посещает собрания бывших выпускников кадетских корпусов, над которыми попечительствовал ее отец. В ответ на ее приветствие: «Здравствуйте, братья кадеты!» звучат слова, и поныне радующие ее сердце: «Здравия желаем, Ваше Высочество!».

Княжна не очень внимательно следит за событиями в Советском Союзе, но реформы Горбачева вызывают у нее большой интерес. Из современной русской литературы выделяет сибирского писателя Распутина, которого читает с большой любовью. Близки ей также «деревенская проза», книги Солженицына и Солоухина.

«Я не монархист, а социалист» — такое неожиданное признание сделал С. Скотту другой потомок императорской фамилии, житель датской столицы, занимающий видный пост в банке «Хандельсбанкен». Дмитрий Романович никогда не бывал в Советском Союзе, но по делам службы ему доводилось видеться с советскими дипломатами в Копенгагене. Он вспоминает встречу на одном из приемов несколько лет назад с советским послом, заинтересовавшимся русской фамилией датского банкира. Когда «подозрения» подтвердились, посол немедленно исчез, но, как оказалось, вовсе не для того, чтобы поскорее избежать «опасной компании». Он вернулся через несколько минут со своим сыном, пояснив, что хотел бы познакомить его с «настоящим Романовым».

67-летний Дмитрий Романович принадлежит к той ветви Романовых, которая в гражданскую войну избежала участи многих его родственников. Двоюродные дяди царя — великие князья братья Николай Николаевич-младший, главнокомандующий русской армией, и Петр Николаевич — благополучно покинув Россию, обосновались на Французской Ривьере. У Петра Николаевича были две дочери и сын Роман — отец Дмитрия Романовича. Многие годы Дмитрий Романович провел с родителями в Египте, работал там на автомобильном заводе Форда.

Во время одного из путешествий по Европе сердце его пленила датская девушка, и он навсегда остался в Дании. Дмитрий Романович в обиходе не пользуется княжеским титулом и объясняет свои социалистические воззрения убеждением, что общество должно быть хорошо организованным, солидарным, не бросать на произвол судьбы тех, кто оказался в стеснительной ситуации, и предоставлять всем одинаковые возможности.

Не считает себя монархистом и брат копенгагенского финансиста историк Николай Романович Романов, многие годы живущий в Риме. «Мы не хотим заниматься политикой. Мы просто желаем сохранить свою русскость как можно дольше», — говорит он. Как и все Романовы, с которыми встречался С. Скотт, Николай Романович не только не забыл родной язык. Русский, на котором он изъясняется, по свидетельству автора книги, «элегантен и неотразим». Романов-историк считает, что самодержавие изжило себя при Николае II и не было больше работоспособной формой правления. Но, по мнению Николая Романовича, последующие проблемы отечественной истории вызваны тем, что традиция самодержавия так никогда и не была окончательно преодолена.

Исторически закономерным кажется крушение монархии и еще одному Романову, который в беседе с С. Скоттом пожелал остаться инкогнито. «Некоторым моим родственникам это может показаться кощунством, но ответственным за то, что революция 1917 года могла произойти, следует прежде всего считать Александра III. В свое 13-летнее царствование он заставил страну остановиться в развитии, а затем все было уже поздно». Неплохое понимание диалектики истории для представителя династии, с которой она обошлась столь сурово...

Дмитрий ГОРОХОВ.
Стокгольм.