(Газета «Советская молодежь» (25.05.1990)) 

ПО СУТИ, из нас готовили планетологов. В графе «квалификация» моего невостребованного диплома стоит «географ», т. е. описывающий Землю. Этому нас тоже учили — описывать и составлять карты, самые разные — от геолого- до метеорологических. Но только не это было главным. Наш геофак готовил людей со взглядом на мир как совокупность сфер — от лито- до ноосферы. Совокупность сложную и живую. Мы знали латинские имена растений и облаков, несущихся над головой, и, значит, могли понимать коллег с любых континентов. А Рижский залив был для нас не всесоюзной плескательницей, а живым наследником древнего. Литоринового моря. Именно на начало семидесятых пришелся бум географической литературы, в основном переводной. Идеальные герои жили в нашем времени: Хейердал, отец и сын Гржимеки, Дарелл, Кусто. Старшим коллегам мы верили абсолютно, а они твердили, что настала эпоха ренессанса древней науки географии, ведь она изучает не узкую щель знания, а Землю как живую планету. И только географы могут предсказать последствия крупных техногенных проектов. Вот-вот — обещали нам — мы станем экспертами при разработке планов строительства гидростанций, каналов, новых городов. Именно мы, географы, призваны спасти планету от маниакальных идей обогрева Арктики и выведения на орбиту гигантских солнечных зеркал (авторы идеи хотели таким образом уничтожить ночь как таковую).

И пришел долгожданный 1973-й — год окончания университета. И с разлету мы врезались в простенькую истину: мы абсолютно никому не нужны. Большинство разбрелось по школам, плохо умещаясь в рамки примитивных, но неприкосновенных программ, часть устроилась абы где. Считалось, что мне изумительно повезло — два года после университета я работала в Институте по проектированию светлого будущего. Он и сегодня стоит в центре Риги, на нынешней улице Кр. Валдемара,

Абсолютно неверно мнение, что тот мир, в котором мы сегодня очнулись, — результат хаоса и ненаучного подхода. Все планировалось профессиональными экономистами и проектировалось в порядке строгой трудовой дисциплины — с 8.15 до 17.30. Что стоила, например, идея начала семидесятых — кардинально улучшить транспортную ситуацию в Риге, взяв за основу опыт... Берлина. С изумительной детской доверчивостью горисполком не только выделил крупные суммы, но и вне всякой очереди предоставил квартиры группе специалистов, набранных не в ГДР, а на просторах Сибири. Результат: через пару лет выяснилось, что сама идея несостоятельна. Абсурдная идея, что гармоничного экономического развития республики можно достичь, если построить в небольших городах крупные промышленные предприятия (опыт Огре, Лиепаи и Валмиеры, ставших «насосами» миграции и обескровивших сельские районы, сегодня известен всем), тоже ведь не занесена к нам интеллектуальными диверсантами. Вклад наших проектных институтов в наступившее на нас светлое будущее еще не оценен по достоинству. Меня сегодня слабо, но утешает тот факт, что близкие по разумности проекты, создававшиеся и при моем участии, никогда так и не были реализованы. Тогда же они воспринимались на полном серьезе, но меня крайне удручало, что я никак не могу впихнуть в их экономическую канву избыток университетских знаний по экологии. «Молодежка» была отдушиной, и скоро я уже работала в ней. Так 15 лет назад началась прогулка по экологическим тупикам, и рассказать об этом мне захотелось вовсе не из любви к мемуарам. Просто, оглядываясь вокруг, я вижу множество людей, с самыми лучшими намерениями несущихся в те же самые тупики, по которым мне уже пришлось странствовать. И я уже знаю, что света в конце этих туннелей нет.

Тупик первый — экологическое просветительство

Один из моих университетских «курсовиков» был посвящен анализу публикаций в периодике на тему охраны природы, и, помнится, о «СМ» я писала так: действенность статей невелика потому, что пишут их неспециалисты в проблемах биосферы, не знающие даже, что слово «экология» возникло не на днях, а в XIX веке. А статьи специалистов в научных журналах так сухи и скучны, что их никто не читает. Естественно, что сочетание моих собственных специальных знаний с избытком эмоциональности сулило великие результаты.

Только они выходили какие-то не те. Дело не в том, что экологические статьи с трудом пробивались на страницы, занятые ударной стройкой века — Вентспилсским припортовым заводом. Не в том даже, что главлит вычеркивал любые количественные данные о загрязнениях, ворча, что мы провоцируем международный скандал — ведь наша страна подписала пачку конвенций о межгосударственной охране среды. Просто повторялась судьба Кассандры: все слышали, но никто не верил. Правда, один случай веры имел место. После статьи о биологическом прогнозировании позвонили из Совмина и потребовали отчета: с какой целью газета запугивает население? Оказалось, совминовские жены поверили прогнозу: «если ничего не изменять, то, возможно, уже через 10—15 лет (но, вероятно, не позже 1990 го да) Юрмалу постигнет экологическая катастрофа». Поверили и потребовали... немедленно перенести служебные дачи на Видземское взморье.

Это жуткое ощущение собственного бессилия, будто вся планета умирает у тебя на руках, ты кричишь: «Опомнитесь!», но вокруг — пустота.

И только десять лет спустя я узнала, что были и те, кто слышал, читал и верил. Но права голоса тогда не имел. Однажды Раймонд, самый юный член Клуба любителей фантастики, сказал вот такую вещь: «Знаете, а я ведь вырос на вашей газете, и ненавижу взрослых за то, что они сделали с Землей».

Такая вот горькая победа: вроде бы сеяли добро, а взошла ненависть.

Когда сегодня проходят митинги «зеленых», я присматриваюсь к лицам — нет ли там Раймонда. Пока не встречала. Но похожие слова слышать приходилось. «Только экологически образованная молодежь спасет планету от убийц старшего поколения. Конечно, есть среди «взрослых» и приличные люди — тот же Медоуз, завезший в нашу страну и республику экологические компьютерные игры, кое-кто из своих ученых и людей искусства, — но это исключения. В основном же предыдущие поколения — человеческий хлам, о котором не стоит и печалиться, и чем скорее он отправится на свалку истории, тем для Планеты лучше. И самый короткий путь к этому — политический».

Тупик второй — мудрая власть

Мечтам — устным и печатным — о государственном департаменте экологии никак не меньше двадцати лет. Не надо быть профессиональным экологом, чтобы понимать — спасение природы только группами энтузиастов столь же перспективно, как выплавка стали на кухне. И я вполне допускаю, что давнее «осовечивание» охраны природы, при котором председатель райсовета становился и председателем районного общества охраны природы, происходило из лучших побуждений. И даже следовало «золотому правилу внедрения»: у новации есть шанс прижиться, если ее поддерживает первое лицо. Конечно были среди первых лиц районов Латвии и личности одиозные. Отвечавшие на вопрос, когда же их мелиораторы перестанут взрывать вековые дубы, так: «Когда народ станет питаться не хлебом, а желудями». Но хватало и людей разумных, не только выделявших деньги на реставрацию ландшафтных парков, но и охотно выходивших на экологические субботники. И отнюдь не ради любви народа — они ведь и сами были из села, уважение к живой, ухоженной земле было у них в крови, а щайны и предания — в памяти. Еще языческие: «Как-то послал немецкий пастор Петериса срубить Священный дуб. Ударил Петерис раз — топор сломался, принес пилу — а кора не поддается. Ушел Петерис домой, лег спать — и не проснулся».

Только вот профессиональные обязанности лидеров власти Советов были своеобразны: одной рукой спасай, другой — губи. При экономическом «регулировании», действующем на идеологических заклинаниях: «Побольше всего и сразу, а завтра еще больше», — разумные отношения с природой невероятны.

Так что и нынешние выборы в те же Советы новых людей эйфории у меня не вызывают. Человек, вступающий в «драконичью» должность, неизбежно будет играть роль дракона — и срастаться с ролью. Ведь никакого переворота в экономическом «мышлении» не произошло. И сегодня, в апофеозе политических грез, мне абсолютно все равно, к какой партии, принадлежат новые слуги народа, уже кричащие: «Это мы дадим побольше всего и сразу, а завтра еще больше!». Ничего хорошего я от них не жду.

Одинаковый скепсис у меня вызвали и программы кандидатов в депутаты, клявшихся — в случае своего избрания — создать экологически чистую зону в отдельно взятом районе Риги, и программа Рыжкова. Прежде всего потому, что в обоих случаях предусматривается только вариант успеха, но никак не анализируется вариант провала. Но ведь только шарлатан, прогнозируя будущее, предсказывает один-единственный вариант, всякий серьезный прогнозист предсказывает вероятностно. Самое забавное, что даже из одной-единственной философской системы, которую изучали поголовно, мы не вынесли рационального зерна. Энгельс оказался прав, когда писал, что человека от животного отличает только способность к диалектическому мышлению, да и то не каждого.

Так что сегодняшняя политизация экологии представляется мне тупиком, и довольно темным. Экология — именно та карта, которой удобно манипулировать в любой политической игре, а руки тасующих колоду не всегда чисты.

Тупик третий — НТР как панацея

Когда к концу семидесятых я убедилась, что никакие законы и постановления природу не спасут (а в Латвии таких «природоохранительных» законов уже два десятка), что хорошей власти не бывает, а бывает очень плохая и так себе, надеяться оставалось только на новые технологии. Оборотные системы водоснабжения, максимально полная переработка отходов, создание новых материалов, способных в отработанном виде распадаться на естественные природные вещества, рекультивация карьеров — все технологии, имитирующие естественный круговорот элементов в природе, успешно действовали на Западе и начинали проникать к нам. На эту тему можно было писать абсолютно свободно, и мы писали взахлеб, и кое-что прорастало, и вот, казалось, каких-нибудь десять лет — и природное равновесие начнет восстанавливаться. Технологии и материалы будут становиться все экологичнее, и чем дальше, тем больше. И еще до конца своей жизни — как было в начале ее — мы увидим чистые реки в зеленых лугах. И снова малыши будут шлепать босиком по лужам, не боясь кислотных дождей.

Но стали происходить веши странные и малопонятные. В колхозах, обеспеченных новенькими очистными сооружениями, навоз по-прежнему спускали в реки, где сами и купались. Мусороперерабатывающие заводы никак не начинали строиться, и города захлебывались в свалках. На предприятиях, где работали сотни людей с золотыми руками, не находилось никого, чтобы отладить простенькие установки по очистке воздуха, и все дружно дышали отравой. Ни штрафы, ни яростные публикации ситуации не меняли. НТР пробуксовывала.

Боюсь, и сегодняшней ситуации не улучшат ни новые штрафы, ни судебные процессы (если они и будут), ни оборудование для экологически чистых производств, если даже нам его подарит Запад. Сейчас крайне популярно забавное предположение, что этим займется Швеция, т. к., по мнению их экологов, наша деятельность по загрязнению Балтийского моря сводит на нет все их усилия по его очистке.

Но и на супероборудовании будут работать наши люди. Те самые, кто «посетил сей мир в его минуты роковые», но никакого блаженства по этому поводу не испытал. Уставшие, изверившиеся.

Меня и прежде посещала мысль, что охрану природы надо бы начинать с охраны человека, иначе ей несдобровать. И однажды случай вынес меня на тропу очень практической и очень социальной психологии...

Тупик четвертый: «школы добра»

В то время, а это был 83-й год, я очень любила дергать судьбу за хвост. Вот и в тот раз все началось с вечной триады: «любопытство — идея — действие». Пусковой крючок щелкнул, события выстрелили, а ошеломленный автор вопроса «что будет, если?» смотрел на все происходящее, огорчаясь, смеясь и... подробно описывая события.

Прочитанная книга по психологическому тренингу — новому тогда у нас течению в океане человеческих отношений — так увлекла меня, что удалось втянуть в это дело и профессионального психолога, и полредакции. Из чего родились цикл статей и маленькая книжка. Но не только.

Это был иной мир, дверь в который я искала всю прежнюю жизнь. Там, в психологическом пространстве, можно было взлетать над тупиками человеческих отношений, открывать во врагах душу живу, в людях, казавшихся прежде серыми, — ярчайшие миры, переливать свою силу в друзей за пять минут одним только сконцентрированным взглядом. Даже в переполненной электричке лица не раздражали. Это ощущение: неповторим даже тот, кто наступает тебе на ногу...

Мир людей впервые стал равен для меня миру природы, где даже ольховый куст неповторим. Где чувствуешь, как чахлый, тощенький корешок сосны слизывает капли с подземной глинистой прослойки. Где схватываешь мир в целом, но и каждую щербинку на камне видишь. Замечаешь пылающий кристалл граната в обычном придорожном валуне. Где можно побыть и галкой, и падающим листом.

Однажды осенью, возвращаясь из редакции, проходила по мосту и загляделась на галок и чаек над Домским собором. Их ветер нес, как листья, как хлопья пепла. И одна из птиц подлетела под другую и закрыла от нее ток ветра, на котором та летала. Что я почувствовала? Как рефлекторно отошло назад правое крыло, как она-я рванулась в сторону, загребая ветер перьями крыла, почти прилипнувшими к правому боку, и снова была подо мной свободная и мощная струя. И вид сверху — на желтую башню замка с забитыми листьями верхушками водостоков, на слегка облупленного золоченого петуха. Спустилась с моста, на ступеньках стала дубовым листом, которому кажется такой несправедливостью — падать и умирать, ведь он поил нас дыханием все длинное лето. И я уговаривала его и поклялась, что он не исчезнет, просто станет иным. Это не страшно — обычная печаль земных превращений. И он, напряженно-шуршащий, как-то помягчел, стих, поверил. В луже на асфальте лежали облака, уже серо-белые, отцветшие. Постояла над ней, забавляясь и разглядывая но не глазами — амеб в воде, как карасей в пруду. И вся эта «цепь превращений» минут за десять, и можно до бесконечности, пока хватит энергии..

А психотренинг подарил понимание: отнесись к другому человеку не как к себе, а как к нему самому, неповторимому, и новый мир откроется, и рассыплются барьеры в общении, и исчезнет тревога — мол, другие сильнее, их надо остерегаться.

Именно это поражает меня сейчас: почему, прекрасно понимая, что на планете нет двух одинаковых людей, я искренне считала, что психотренинг — путь к счастью для всех? Ведь, по элементарной логике, и путь у каждого свой, и счастья — разные. И только события дальнейших лет и дальнейших тренингов убедили меня, что «школа понимания» для многих — занятие нудное и даже обидное.

Этот тупик оказался самым; грустным — выход казался рядом. Вот-вот мы, «одного биополя ягоды», перестанем мучить и мстить друг другу и этой планете за то, что живем на ней.

Но по такому же тупику движутся сейчас проповедники новых и древних этических систем, полагающие, что только их путь — верный. Но ведь каждому свое, и невозможна духовная жизнь по чужой указке.

Не знаю, много ли у нас осталось времени на новые прогулки по вечным тупикам. О дальнейшем есть две наиболее популярные версии.

Брэдбери допускает, что:
Ни ива, ни птица
                    слезы не прольет,
Если сгинет с Земли
                     человеческий род,
И весна встретит
                     новый рассвет,
Не заметив,
                     что нас уже нет.                                 

Окуджава оставляет надежду:
В земные страсти
                  вовлеченный,
Я знаю,
                  что из тьмы на свет
Однажды выйдет
                  ангел черный
И крикнет,
                  что надежды нет.
Но, простодушный
                  и несмелый,
Прекрасный,
                  как благая весть.
Идущий следом
                  ангел белый
Прошепчет,
                 что надежда есть.                                                                 

Ряды надеющихся именно на чудо густеют месяц от месяца. У каждого ангел свой — у кого политический лидер, у кого бог из летающей тарелки, у кого настоящий, христианский. Только обидно за христианство, когда в храм ведет не вера, а простая переадресовка тoй же молитвы, с которой без толку обращались в ЦК КПСС: «Дай» и «Сохрани».

Скепсис — это всегда немного защита от судьбы. И ирония тоже. В ситуации ожидания будущего есть и что-то забавное. Страна напоминает сейчас служащих славного «Геркулеса», которые годами не работали в полную силу, потому что не знали, останутся ли в этом «помещении» или придется со всеми вещами тащиться в новое «здание». Любопытным представляется такой аспект: если переселение в новый общественный строй все-таки состоится, экологическая катастрофа отсрочится и придет день, когда всем наконец хватит колбасы и видеомагнитофонов, чем тогда в стране будет измеряться счастье?

Соединение компьютерной технологии с этикой борца с мамонтами — как это будет выглядеть? И вынесет ли это ноосфера, если даже геосфера еще продержится?

Мне кажется, что главный тупик, по которому мы несемся сейчас, надеясь, что приближаемся к свету, — настроение реванша, мести за прошлое. Мы купаемся в радости о падении прежних — и уже новых — богов, тешась отмщением. За этим — и огромная тоска по справедливости, копившаяся десятки лет, и искреннее желание сделать зло никогда более невозможным. Но ненависть из лучших побуждений отравляет точно так ; же, как вылупившаяся из зависти и злобы.

Если верить современным философам, не нужно гадать, что у дьявола в левой, а что в правой руке — все дрянь одна. Не принимайте выбора, навязанного дьяволом. В том числе и дьяволом мести.

Если верить социологам и биологам, при нарушении гомеостаза (состояния равновесий) ни живой организм, ни общество нормально существовать не могут — или гибнут, или мутируют.

Симптомы мутации идут полосой: чувства национальной неполноценности и национального суперменства, невроз безработицы, хамство в невероятных для Прибалтики размерах, эманации страха перед всем, превращение все большего числа людей в политиков, хотя было бы лучше, чтобы политики очеловечивались. Похоже, это не болезнь — не ветрянка и не чума — это переход.

У мутаций обратного хода нет, мы уже другие и будем продолжать меняться. И в этом — надежда. Мы меняемся стремительно и навсегда, и, возможно, перечень негатива — не более чем «классификация воздушных шаров по местоположению дырок, мешающих им летать».

О будущем с определенностью можно сказать немногое: у всех рек нашей республики (и не только нашей) правый берег будет выше левого — при любом строе. Жимолость будет завиваться в одну сторону, а вьюнок — в другую на всей территории СССР (и не только его). Живой мир планеты Земля будет подчиняться вечному закону: жить — значит колебаться, хочешь остаться собой — меняйся. А вдруг и мы на этот раз попадем ему в такт?

Рената ЛАРИЧЕВА.