(Газета «Советская молодежь» (22.06.1990)) 

СУББОТА, 21 июня 1941 года выдалась необыкновенно жаркой. Долгота дня — 17 часов 37 минут.

Радиостанция «Коминтерн» обещала и жаркий воскресный день.

Мы, сотрудники комсомольской газеты в Донбассе, собирались автобусом отправиться к Азовскому морю — в Мариуполь, где находилась туристская база Донецкого обкома комсомола.

В субботу температура воздуха днем — плюс 27, в воскресенье — плюс 29...

Жаркое лето...

Начиналась пора радостных летних отпусков...

...В 12 часов дня 22 июня сильно заикающийся Молотов круто изменил все планы, объявив по радио о вероломном нападении гитлеровской Германии на Советский Союз.

ВОИНА...

В тот голубой июньский, солнцем напоенный день никто из нас не предполагал, что война продлится почти четыре года, что мы потеряем близких, родных, отчий дом, будут сожжены сотни городов и деревень, на полях сражений лягут в землю миллионы прекрасных молодых людей, поверивших Сталину, что мы непобедимы. В газовых камерах, в душегубках, в концлагерях, в гетто, под яростными бомбежками погибнут люди, которых он — Сталин — жестоко и коварно обманул.

«...Мы готовы ответить двойным ударом на удар поджигателей войны, пытающихся нарушить неприкосновенность советских границ...»

Так сказал Сталин 10 марта 1939 года с трибуны восемнадцатого съезда партии.

ЧТО БЫЛО характерно для советского руководства в июне 1941-го?

Растерянность...

В созданной ставке главного командования Вооруженных Сил Союза ССР под председательством народного комиссара обороны Маршала Советского Союза С. К. Тимошенко — И. В. Сталин, который укрылся на подмосковной даче до четверга — 3 июля; маршалы К. Е. Ворошилов и С. М. Буденный, которые не имели связи с войсками, ведущими тяжелые бои. Начальнику Генерального штаба генералу армии Г. К. Жукову и народному комиссару Военно-Морского Флота адмиралу Н. I'. Кузнецову при их самостоятельности мышления мешал Сталин.

После речи Молотова никаких официальных выступлений руководителей партии и правительства не было.

Люди с волнением спрашивали друг друга; «Где Сталин?», «Почему молчит Сталин?».

24 июня создается Совинформбюро. Совинформбюро пытается объяснить неудачи; «внезапность удара», «вероломное нападение», «без официального объявления войны...» и т. д.

А люди спрашивают: где же обещания Сталина, Молотова и Ворошилова — «бить врага на чужой территории», «ни одного вершка своей земли не отдадим», «враг будет накоротке смят и уничтожен», «любой агрессор разобьет свой медный лоб о советский пограничный столб», «у нас найдутся смирительные рубашки для сумасшедших фашистских агрессоров...»?

А народ продолжает спрашивать: «Что случилось?», «Почему не выступает Сталин?»

Людская молва подобна ветру. Она уже увлажнена горькими слезами и кровью первых жертв, погибающих в неравной схватке с железно подготовленным, коварным и безжалостным врагом. На крыльях молвы рождаются слухи. Истина перемежается с домыслами, рожденными опаленным сознанием: в них есть и правда (но она вселяет страх, ужас), и острая боль за Родину, за гибель близких. Ложь, которой окутывали доверчивых людей, уже вызывает гнев.

А Сталин — молчит...

Пока еще не забрали радиоприемники (приказ об их изъятии у населения подписали Молотов и Берия), мы слушаем речь Черчилля — премьер-министра Англии. Он говорит в первый же день нападения гитлеровской Германий на Советский Союз, т. е. 22 июня:

«Я вижу русских солдат, стоящих на рубежах родной страны, охраняющих землю, которую их отцы населяли от времен незапамятных. Я вижу над ними немецкую военную машину, тупую, вымуштрованную, послушную, жестокую армаду нацистской солдатни, надвигающуюся, как стая саранчи. И за ними я вижу ту кучку негодяев, которые планируют и организуют весь этот водопад ужаса, низвергающийся на человечество. Мы полны решимости уничтожить Гитлера и малейшие следы гитлеровского режима».

23 июня выступил президент США Франклин Делано Рузвельт. В отличие от эмоциональной речи Черчилля, президент со свойственной американцам деловитостью говорит: «Соединенные Штаты Америки окажут помощь Советскому Союзу в войне против фашистской Германии». А Сталин — молчит...

В среду, 2 июля, в Москве состоялись митинги на заводах и фабриках, в учебных заведениях, на стройках. Принимается решение: формировать отряды народного ополчения. Записываются пожилые люди различных профессий, многие из которых совершенно беспомощны в военном отношении. Многие из них погибли в боях при защите еще дальних подступов к Москве.

Военные историки на Западе во многих исследованиях второй мировой войны пишут о посещении маршалом Тимошенко и генералом армии Жуковым в среду, 2 июля, Сталина на его подмосковной даче. Увидев наркома обороны Тимошенко и начальника Генерального штаба Жукова, Сталин не пошел им навстречу. Он нервно поднялся и снова опустился на стул, не отвечая на приветствие. Как утверждают историки, Сталин заподозрил что-то неладное. Сталин решил, что его сейчас арестуют. После войны в одном из своих выступлений Сталин сказал:

«...нам могли сказать — уйдите, мы изберем другое правительство, и оно обеспечит нам мир...»

Так что военные историки Запада недалеки от истины.

И 3 июля, в четверг, рано утром выступил, наконец, Сталин.

Громкоговорители на шахтерском стадионе «Стахановец», в городе имени вождя, в Сталино, из которых только недавно передавали ход футбольных состязаний, включены на полную громкость. Молодые люди, среди которых был и автор этих строк, взволнованно умолкли.

Сталин говорил медленно, с паузами, часто пил воду. Мы слышали, как он наливает ее в стакан. Он как будто задыхался. Паузы были томительны. «Братья и сестры!..— никогда так Сталин не обращался к народу. И..опять пауза... — К вам обращаюсь я, друзья мои!»

К речи Сталина от 3 июля, в которой он пытался оправдать себя и свою политику, будут обращаться еще многие поколения историков, писателей, военных деятелей.

На основе этой речи и по преложению Сталина, когда он вернулся в кремлевский кабинет, был принят 6 июля, в воскресенье, указ «Об ответственности за распространение в военное время ложных слухов, возбуждающих тревогу среди населения». Виновные, нарушившие этот указ, карались по приговору военного трибунала тюремным заключением на срок от двух до пяти лет, если это действие по своему характеру не влекло за собой по закону более тяжкого наказания. Указ подписал М. И. Калинин. И начались аресты, трибуналы...

И в такое время продолжалась война против своего народа. Этот указ оказался трагедией для многих и многих честных людей страны.

«В бой вступают главные силы Красной Армии, вооруженные тысячами танков и самолетов», — сказал 3-го июля Сталин.

И это была очередная ложь. Народ продолжали обманывать.

6 ноября 1941 года Сталин сказал совсем другое:

«...причина временных неудач нашей армии в недостатке у нас танков и отчасти авиации».

Так сам Сталин изобличал во лжи самого Сталина.

В ноябре 1942 года дни и ночи шли яростные бои в Сталинграде. Решалась судьба Отечества. В случае падения Сталинграда ожидалось нападение на СССР Японии и Турции, о чем свидетельствуют документы. А Сталин продолжает лгать народу. В своем приказе 7 ноября 1942 года Сталин сказал:

«...силы врага уже подточены и находятся на пределе».

А впереди нас ожидали Курская битва, белорусское наступление, кровопролитные бои в Восточной Пруссии, бои за Украину, Корсунь-Шевченковское сражение, штурм Берлина...

Испытываешь острую боль, читая сегодня речи и приказы Сталина, в которых было так много лжи. Обеляя себя, свою политику, Сталин обвинял народ в паникерстве, армию в трусости, потребовал приказом № 227 от 28 июля 1942 года «...в случае паники и беспорядочного отхода частей дивизии расстреливать на месте паникеров и трусов».

Трагедия июня черной тучей лежала над страной. Все годы войны и долгие годы после войны Сталин злобно мстил своему народу за — свое — поражение в июне.

И сегодня, спустя почти полвека, — страна, народ ощущает горькое пороховое дыхание июня 1941 года. Мы помним этот день — и потому возвращаемся к нему.

Михаил ЗОРИН