(Газета «Советская молодежь» (17.08.1990)) 

В связи с подготовкой нового 10-томного издания «Отечественная война советского народа» корреспондент ИАН беседует с начальником Института военной истории МО СССР, вице-президентом Всемирной ассоциации военных историков Дмитрием ВОЛКОГОНОВЫМ. 

— В Советском Союзе это будет уже третий многотомный труд по истории минувшей войны. Каков его замысел?

— В первом издании, которое выходило в 1960—1965 годах, дух сталинизма не был преодолен. Во втором, появившемся в застойные 1973—1982 годы, он в определенной степени даже реанимирован. Наш труд будет концептуально новым. Главную свою задачу видим в том, чтобы честно рассказать о войне.

— Десталинизация истории в последнее время открыла немало неизвестных страниц войны. Каким, хотя бы в общих чертах, будет содержание многотомника, на чем в первую очередь сосредоточено внимание авторов?

— Спустя 45 лет после войны едва ли можно говорить о каких-либо неизвестных историкам страницах. О малоизвестных — да.

Мы хотим сказать не только о том, сколько в целом стоила советскому народу война, но и сколько человеческих жизней потеряно в каждой битве. Рассказать не только о триумфальных операциях, но и о проигранных. Например, о катастрофе под Киевом в августе—сентябре 1941 года, где попали в окружение 465 тысяч советских солдат — четыре армии! О харьковском поражении и о провале операции по освобождению Крыма весной 42-го. Они отражены в литературе, но как бы между прочим, в несколько строк. А ведь это огромные трагедии, причина которых прежде всего в неумелом, непродуманном стратегическом и тактическом руководстве.

Весь первый период войны был для нашей страны катастрофическим, однако долгое время его представляли как период крушения гитлеровских планов блицкрига. Напомню, однако, что фашисты уже на шестой день войны были около Минска, а вскоре подошли к Москве и Ленинграду. Это и был настоящий блицкриг. К декабрю 41-го от наличного состава советских войск первого эшелона осталось лишь восемь процентов. И все-таки мы устояли, выдержали, поднялись. И это во сто крат убедительнее показывает колоссальную духовную мощь нашего народа, чем стыдливое замалчивание потерь.

Очень мало мы знаем о людях, добывавших победу. Многие имена незаслуженно вычеркнуты из народной памяти или дискредитированы, другие, напротив, непомерно возвеличены. То же происходило и с некоторыми операциями. Вспомним хотя бы бои за Малую землю под Новороссийском, которые в угоду Брежневу трактовались чуть ли не как более значимые, чем Сталинградская битва.

Только в последние годы в нашей печати появились материалы о массовых репрессиях, обрушившихся на армию в 1937—38 годах, что и было одной из причин столь трагического для нас начала войны. История ее не будет полной, если не рассказать о судах над командирами и расстрелах, продолжавшихся и в начале войны, о штрафных батальонах, о трагической судьбе военнопленных, которые после побега или освобождения из гитлеровских лагерей зачастую попадали в сталинские.

Необходимо по-новому взглянуть на роль союзников. В нашей историографии говорилось в основном в таком духе, что они постоянно пытались помешать планам советского командования, преследовали свои эгоистические интересы, вынашивали какие-то тайные замыслы. Да, интересы у каждого были свои. Но главный был общий — одолеть фашизм. Без сомнения, СССР внес решающий вклад в победу над гитлеровской Германией. Но нельзя отрицать ту большую помощь, какую оказали ему союзники: поставками техники, материалов, продовольствия. Нельзя не признать их существенную роль в разгроме милитаристской Японии, вообще в победе антигитлеровской коалиции. В своем труде мы хотим объективно рассказать о действиях союзных государств.

— Вы говорите, что решающий вклад СССР в победу над Германией — факт бесспорный. Но в западной историографии и сейчас встречаются утверждения, что исход войны решился на втором фронте.

— Да, такая точка зрения существует. Однако могу сказать со всей ответственностью, что никто из серьезных западных историков ее не разделяет. Истоки этого давнего спора — во временах холодной войны, когда каждая из сторон абсолютизировала свою точку зрения. Причем в искажение реальной картины внесли больший вклад скорее политики, чем историки.

А истина — я хотел бы это особо подчеркнуть — такова, что в военные годы государства с разным социальным строем все-таки сумели перешагнуть через взаимные предубеждения и объединиться в антигитлеровскую коалицию.

— Кто авторы будущего многотомника, как идет работа над ним?

— В главной редакционной коллегии без малого тридцать академиков, членов- корреспондентов АН СССР, докторов наук. К участию непосредственно в подготовке нового издания мы пригласили большое число ученых. Со структурой нового издания редколлегия познакомила все компетентные научные организации, получила от них множество замечаний. По каждому тому решено проводить совещания с широким привлечением научной общественности, а по всем крупным, сложным проблемам — «круглые столы», семинары. Словом, обстановка не келейная. Но дело идет непросто. Уже макет первого тома (в рукописи он практически готов) вызвал острую критику и справа, и слева.

— Не будет ли новое издание поспешным, не кроется ли тут опасность новых конъюнктурных искажений?

— Нет, такую возможность я исключаю. Проблема есть, и она в другом: некоторые события и явления, особенно в предвоенные годы и начальный период войны, нельзя оценивать однозначно. Но мы постараемся познакомить читателя с разными оценками и версиями, если они существуют.

Беседу вел Борис ЛАБУТИН.