(Журнал «Парус» №5/1989) 

Фильм «Рок» начинается с киножурнала, в котором бурные аплодисменты переходят в не менее бурные овации. Пока делегаты на экране в экстазе скандируют лозунги, как теперь крепко выражаются, «периода застоя», киномеханик сшибает у друзей мелочь на «Пепси-колу». Киномеханик — известный миру советского рока лидер группы «Аукцион» Олег Гаркуша.

Так режиссер сразу сталкивает два мира — официальный и неофициальный, к параллельному и не зависимому друг от друга существованию которых мы в свое время привыкли. В фильме «парадный мир» остался за кадром, за теми самыми аплодисментами... А что за кулисами слова «рок»? Кто они — те, чьи имена долгое время были синонимами этого второго, неофициального мира?

В какой-то степени «Рок» отвечает на эти вопросы. В нем нет авторского текста — только монологи ведущих рокеров страны и их сегодняшняя жизнь, как бы подсмотренная скрытой камерой... Гребенщиков, Цой, Адасинский, Гаркуша, Шевчук... Все они, несомненно, люди очень разные, пошли когда-то одной и той же дорогой. Собственно говоря, выбор у них был небогатый. В то время для них и многих других ничего, как сказал в фильме Гребенщиков, искреннего и чистого, кроме рок-н-ролла, не осталось. Выбрав рок-н-ролл, они противопоставили официальному злу добро и фантазию своих песен...

Кстати, песни в фильме есть, и немало. «Рок» без песен был бы, как книга о живописи без иллюстраций. Но зрители, заинтересованные названием и пришедшие только на музыку, покидали зал: они оказались не готовы к разговору о роке.

О фильме «Рок» и о его героях беседуют режиссер картины Алексей УЧИТЕЛЬ и ученик 9 класса Эрнест ШАГОВ.

Э. Ш.: Снимая фильм, вы прожили вместе с рокерами большой кусок жизни. Скажите, пожалуйста, работа Цоя в кочегарке, а Шевчука в столовке — это серьезно?

А. У.: Это серьезно. Хотя бы потому, что Цоя просто посадили бы в тюрьму за тунеядство. Шевчуку эта работа помогла получить ленинградскую прописку...

Картину мы снимали не о музыке. Потому и название имеет двойной смысл — рок, судьба... Судьба, как я считаю, определенного поколения.

Мне и всем, кто работал над картиной, было интересно понять, что происходит в душах наших героев. Конечно же, мы подбирали людей, которые что-то из себя представляют. Существует масса рок-групп, поющих чрезвычайно острые песни и тем не менее безликих. Это беда нашего искусства и литературы, когда мы какие-то однодневные результаты пытаемся преподнести как нечто значимое в искусстве.

За что я ценю (не всех одинаково) моих героев, так это за то, что их песни — их мысли — не однодневны.

Э. Ш.: Как таланты отнеслись к предложению сняться в фильме?

А. У.: Понимаете... Они до сих пор отрицательно относятся к средствам массовой информации.

Э. Ш.: Все?

А. У.: Да, к сожалению, все. Их очень часто обманывали, очень часто о них говорили так, как они того не заслуживали. Плохо говорили. Ну, может быть, в последнее время что-то изменилось, но в 87-м, когда мы начинали картину, рокеры напрочь отказывались сниматься. Им эго было не нужно, потому что они не знали, что в результате появится на экране.

Для каждого музыканта мы выбрали характерное «место обитания». Кочегарка Цоя, дом Гребенщикова, студия пантомимы Адасинского, кинобудка Гаркуши, столовка Шевчука. Вот мы выбрали это место, поставили камеру и ни во что не вмешиваемся. Потом, говорили мы, покажем вам материал. То есть, мы не лезли с телевизионны ми интервью, с какими-то конкретными вопросами. Это была наша тактическая линия: снимать жизнь, пытаться проникнуть в нее вместе с героями. Когда мы показали им отснятый материал, они, что называется, оттаяли. От чего? Я приведу один только пример. Меня и их покоробил фильм «Взломщик». Профессионально он безупречен — чувствуется рука действительно талантливого режиссера. Но, тем не менее, позицию человека, делавшего эту картину, можно было бы упрощенно сформулировать так: рок- музыкант, одаренный рок-музыкант... но он... может и выпить, и на мотоцикле погонять, и украсть... Я примитивно все объясняю. Такая позиция — штамп, который существует в недалеких умах. «Взломщик» подыграл этому. Он как бы против этих ребят. Вроде бы и за — ведь режиссер искренне хотел что-то сделать, но в силу авторского, может быть, недопонимания, недопроникновения эффект получился обратный. Понимаете, я не фанат рок-музыки, мне очень многое не нравится в этом направлении. Но, тем не менее, есть в ней духовные крупицы, которые мне чем-то близки. Съемки фильма — это был процесс взаимного проникновения молекул. И нам хотелось, чтобы флюиды, которые исходят от наших героев, проникли в других людей...

Э. Ш.: Вам не кажется, что когда они стали держаться на плаву, то... Не заплыли ли они жиром?

А. У.: Вы абсолютно правы в том, что это может произойти. Да, собственно говоря, уже происходит, и с достаточно известными группами.

Э. Ш.: Сознают ли ваши герои себя кумирами, выразителями идей молодежи и так далее?

А. У.: Знаете, они об этом не думают. Миссии, которую надо ежеминутно ощущать, ее нет.

Э. Ш.: А повлиял ли на них фильм, изменились они после него?

А. У.: Нет. Наверное, стоит поставить вопрос иначе: как мы изменились, как на меня лично они повлияли. Их раскрепощенность, их полное пренебрежение к официальным статусам... Я не мог наврать в этом фильме — это первое, над чем заставили меня поработать. Если бы я наврал, эти люди меня бы просто уничтожили. Нет, не физически. Они бы наверняка перестали со мной здороваться. Сейчас при встрече руки протягивают, а это очень важно. Значит, они картине поверили и ее приняли.

Э. Ш.: Не заметили ли вы разницу между поколениями самих рокеров?

А. У.: Ну, конечно. Существуют противоречия, например, между Цоем и Гребенщиковым, хотя Виктор и считается его учеником. Это есть, но это, по-моему, и естественно. Десять лет разницы — колоссальный срок.

Э. Ш.: Что национального вы находите в музыке ваших героев и вообще что такое национальный рок?

А. У.: Я вам на этот вопрос ответить не могу — я не музыковед, истоков не знаю, а определяю все одним очень простым аспектом. Когда на концерты собираются огромные массы молодых людей и они не бесятся, как вот кое-кто пытается преподать в нашей прессе, а ищут смысл, суть, то у каждого народа эта суть будет своя. В частности, возьмите песню «Революция» Шевчука — это отношение к нашей жизни, к нашей действительности, к семидесяти годам, которые мы прожили.

Э. Ш.: В финале картины звучит «Молитва» Гребенщикова на фоне прекрасных русских пейзажей... Это, наверное, и есть авторская концепция, позиция...

А. У.: Ну, это не авторская позиция, это отношение самого Гребенщикова к жизни. Валдай, Новгородская область — он любит эти места... И, наверное, это сущность его творчества. Не мрак. Мол, эти люди — отражение нашего негатива и его порождение. Нет, это люди еще и со светлой мыслью в конце. Они прошли и идут длинным трудным путем, но впереди видят светлое. И это самое главное.

Э. Ш.: Гребенщиков в вашем фильме говорит: «Я не знаю, как воспитывать своего сына»...

А. У.: Ну, он немножко не так говорит. Он говорит, что я не знаю, но, тем не менее, существуют мои друзья, их образ жизни, он надеется, что этим как бы приведет сына к нужному результату. Но он сомневается, как сомневается любой отец.

Я только знаю и видел сам, как этот маленький симпатичный человечек засыпает под песни своего папы и только под его песни. Хорошо, что он слушает их...

Молодой ленинградский режиссер Алексей Учитель (кинооператор по своей основной профессии) — автор документальных фильмов о молодежи «Акция», «Сколько лиц у дискотеки?», «Открытый урок», «Планета Наташа» и других.

Фото А. КУДРЯВЦЕВА