(Газета «Советский спорт» (16.10.1982)) 

(Продолжение. Начало в номере от 15 октября)

ПРЕЖДЕ всего нужно сказать, конечно, о тренерах — людях трудной, но интересной профессии. Кто-то из них работает лучше, кто-то хуже, но любой спортсмен во многом обязан своим тренерам.

Моими первыми учителями были Игорь Петрович Троицкий и покойный ныне Евгений Сергеевич Сергеев. В горьковском «Динамо» они работали с нами круглый год, с раннего утра до позднего вечера, в трескучий мороз и в слякоть. И так в течение восьми лет. Они мало учили нас тактическим премудростям. Наоборот, их заслугу вижу в том, что они не заковывали нас в панцирь модных тогда схем, не мешали играть так, как нам нравилось, давали волю нашей фантазии, инициативе. И я очень благодарен своим первым тренерам. Пусть это был начальный курс хоккейной науки, но я выучил его, как говорится, от «А» до «Я».

Высшее же образование получил у Аркадия Ивановича Чернышева и Анатолия Владимировича Тарасова. О том, какие они великие специалисты, вроде бы и говорить неудобно — достаточно сказать, что во многом благодаря этим людям советский хоккей стал лучшим в мире.

Помнится, когда я собрался переходить в московское «Динамо», руководители «Торпедо» говорили мне примерно следующее: «Чернышев консерватор. Молодые у него подолгу сидят на скамейке запасных. Такая участь ждет и тебя. Здесь же место в основном составе тебе гарантировано».

Аркадий Иванович действительно относится к разряду людей, которые прежде чем отрезать, семь раз отмерят. Однако меня и моего сверстника Сашу Мальцева, приехавшего в Москву в том же 1967 году из Кирово-Чепецка, где он играл в классе «Б», старший тренер не держал долго в запасе.

За 15 лет в большом хоккее сыграл я, наверное, около двух тысяч матчей. Встречи были и легкие, как тренировки накануне игры, и напряженные, и забавные; и поучительные. О всех и не расскажешь, да, честно говоря, многие я и забыл. Не помню, например, свою первую встречу в чемпионате. А вот первый матч в составе московского «Динамо» запомнил хорошо.

В 1967 году в команду, кроме меня, были приглашены несколько молодых ребят. На предсезонном сборе в эстонском городе Отепя все новички старались изо всех сил, и Аркадий Иванович остался нами доволен. Но это еще не гарантировало места в команде. Главное — как мы проявим себя в игре. И надо же, первый экзаменатор — ЦСКА.

До приезда в Москву я, разумеется, много слышал и читал о Фирсове и Александрове, Кузькине и Рагулине, Викулове и Полупанове. Но одно дело слышать, а другое — играть против «звезд». Эго потом мне стало все равно, с кем встречаться — со сборной ли Канады или саратовским «Кристаллом». А тогда я изрядно понервничал: решалась моя судьба.

Начал вроде неплохо — прервал одну атаку, другую. Но не успел как следует осмотреться, Викулов легко обыграл меня и забросил шайбу. Я расстроился, к скамейке запасных и подъезжать боюсь,

— Ты чего голову повесил, — слышу голос Чернышева. — Отдохни и через пару минут выходи и играй, как будто нечего не случилось. А почему проиграл — разберемся потом.

Вот тебе и раз: думал, что тренер ругать будет, а он, наоборот, успокаивает меня. И я действительно успокоился, без грубых ошибок доиграл встречу и, главное, остался в команде.

Природная доброта, врожденная интеллигентность, умение не делать скоропалительных выводов, умение разглядеть в каждом человеке его суть — вот что в первую очередь отличает Аркадия Ивановича Чернышева.

Казалось бы, что могло быть общего у умудренного житейским опытом интеллигента с нами — ребятами, в большинстве своем пришедшими с улицы, не имеющими даже среднего образования, с юнцами, которые годятся ему если не во внуки, то, по крайней мере, в сыновья? А интерес был один — хоккей, в котором для Аркадия Ивановича не существовало тайн. Можно сказать, что тренер заинтересован в хороших игроках, что его судьба подчас находится в прямой зависимости от нашей игры. Так-то оно так. Но ведь можно назвать немало тренеров, которым в принципе все равно, кто у них играет: не подходит один — пригласят другого. Мало того, есть специалисты, которые охотно отпускают из команды лучших игроков — с ведущими возни больше, а после их ухода можно легко оправдать любое неудачное выступление своего клуба.

Аркадий Иванович, если можно так выразиться, не просто солдат многочисленной армии тренеров. Он прародитель советской тренерской школы. В самом первом чемпионате страны, когда никого из нынешних динамовцев и на свете не было, тридцатитрехлетний Чернышев был играющим тренером московского «Динамо» — первого чемпиона СССР. В мировом хоккее нет другого тренера, который бы бессменно возглавлял команду высокого класса на протяжении четверти века. Кроме того, 18 лет Аркадий Иванович был старшим тренером сборной, которая за эти годы десять раз выигрывала золотые медали чемпионатов мира и 4 раза — Олимпийских игр...

Но с именем Чернышева связаны успехи не только сборной и московского «Динамо». Как из одного корня вырастает несколько побегов, так у Аркадия Ивановича выросло немало учеников, которые стали хорошими тренерами: Тихонов, Черенков, Давыдов, Юрзинов, Карпов, Киселев — каждый со своей судьбой, со своим пониманием хоккея. Но все они прошли школу Чернышева, на каждом из них лежит отпечаток дарования своего тренера.

Анатолия Владимировича Тарасова в отличие от Чернышева мягким не назовешь. Я всегда его уважал — и за хорошее ко мне отношение, и за умение интересно проводить тренировки, но, признаюсь, старался пореже попадаться ему на глаза. В любой момент Анатолий Владимирович мог сменить милость на гнев: очень уж был требователен, по-моему, порой даже чересчур. В моем представлении, к каждому игроку должен быть индивидуальный подход. Для Тарасова же все мы были равны. Конечно, и у него были любимцы, но я не помню, чтобы хотя бы раз он дал повод упрекнуть себя в том, что одних, мол, не жалеет, а другим дает поблажки! Он хвалил только тех, кто играл и тренировался в полную силу. Не любил он и по два раза повторять свои задания. Если Анатолий Владимирович сказал, каждый игрок понимал: кровь из носа, а сделать надо — в противном случае придется проститься со сборной.

— Валера, — на первом же сборе сказал мне Тарасов, — тебя в сборную пригласили не за голубые глаза, так что, будь добр, без лишних разговоров выполняй все, что от тебя потребуем.

Эту заповедь я усвоил быстро и надолго.

О сборной я мечтал давно, но был включен в нее неожиданно весной 1970 года, за несколько дней до отъезда в Стокгольм на чемпионат мира. Обычно кандидаты в сборную страны проходят длительную проверку в товарищеских встречах, а меня вдруг сразу включили в заявочный список на участие в первенстве мира.

Дебютировал в матче с командой Чехословакии. Сыграл вроде нормально. Вышел в основном составе и на встречу со шведами. Но это был мой последний матч в том чемпионате. Пытаясь выбросить шайбу из своей зоны, я отдал ее сопернику, и тот забил гол. В результате команда проиграла, меня сразу же перевели в запас. А на следующий день на тренировке получил серьезную травму.

Анатолий Владимирович любил упражнение «кульбит» — прыжок через голову. Я с этим упражнением не был знаком. Короче, приземлился на... затылок и был отправлен в больницу. Разумеется, это ни в коей мере не упрек Тарасову: мол, заставил делать то, что человек не умел. Во всем прежде всего виноват я сам.

Анатолий Владимирович был большим выдумщиком на всякие упражнения, занятия у него всегда проходили азартно, никто не жалел себя, хотя подчас тренировки были просто изнурительными. Эти тренировки закаляли характер, волю, без чего, как известно, даже технически одаренные спортсмены не могут рассчитывать на продолжительный успех.

Со мной Анатолий Владимирович много занимался дополнительно. Бывало, для всех тренировка заканчивалась, а меня он оставлял еще на 20—25 минут. После дополнительных упражнений с трудом добирался до душевой, а потом под холодным душем еще долго приходил в себя. Но труд этот не пропал даром.

Аркадий Иванович и Анатолий Владимирович «лепили» хороших игроков, словно из воска. Непосвященному человеку может показаться это занятие легким — было бы, мол, из кого лепить. На самом деле надо обладать педагогическим талантом, умением разглядеть в начинающих хоккеистах способности и, главное, помочь быстрее раскрыть их. Именно этими качествами обладали оба наших выдающихся тренера, и я счастлив, что судьба свела меня с ними.

Но Аркадию Ивановичу я благодарен не только за то, что с его помощью вырос до уровня сборной страны. Для меня, семнадцатилетнего паренька, практически в одиночестве оказавшегося в многомиллионной Москве, он стал своего рода поводырем, который помогал перейти через улицу. Полагаю, в хоккее я тогда уже умел что-то делать — в противном случае меня вряд ли пригласили бы в одну из сильнейших команд страны, А вот житейского опыта у меня почти не было. Да и откуда он мог появиться у юноши, за плечами которого были 8 классов общеобразовательной школы и два года обучения в ПТУ по специальности слесарь-сборщик?

Как бы трудно ни жилось мне в Горьком, но там был все-таки мои дом, рядом всегда были мама и брат. В Москве же я был практически предоставлен самому себе. Жил в общежитии под трибунами Водного стадиона на канале имени Москвы. Моими соседями по комнате были Саша Мальцев, Сергей Войтов, Юрий Репс и Гоша Канарейкин (сейчас он играет в хоккей с мячом).

Жили в общем-то дружно и весело. Все у нас было общее: вместе и питались, и на тренировки ездили, и знакомились с Москвой. Но, согласитесь, в таком возрасте нетрудно и оступиться, сделать неверный шаг. Спасибо Аркадию Ивановичу — без внимания нас не оставлял: интересовался, как мы проводим свободное время, что читаем, какие кинофильмы смотрим, с кем дружим. И не только спрашивал, но и много советовал.

Сначала хоккейные дела у меня складывались неплохо, затем неожиданно наступил спад. Я сник, хотел даже вернуться домой. Узнав об этом, Аркадий Иванович пригласил меня к себе и долго беседовал на темы, вроде бы не имеющие прямого отношения к хоккею. А на прощание сказал: «Я тоже из Горького, так что, Валера, ты уж земляков своих не подводи».

В тот вечер я понял, что тренеру далеко не безразлична моя судьба. Поистине отцовская доброжелательность, человеческое обхождение, его откровенная заинтересованность, чтобы мне было хорошо, — все это вселило в меня уверенность, успокоило.

Должен признаться, что характер у меня не сахар. Это позже я научился сдерживать себя, а тогда вспыхивал, как бензин, в который брошена торящая спичка, любая шутка в мой адрес вызывала бурную ответную реакцию. В хоккейной команде, как известно, более двух десятков людей — с разными характерами, интересами, интеллектом, образованием, вкусами, воспитанием. Эго на площадке во время матча все у нас подчинено одной цели — выиграть. А в повседневной жизни найти общий язык не так-то просто.

В «Динамо» и тогда было немало игроков сборной, вкусивших радость победы на чемпионатах мира, хоккеистов уже известных, объездивших много стран. Были среди старожилов и любители подтрунивать. Новички, у которых характер оказался более покладистым, считали такие шутки неизбежными и безболезненно переносили их. Я же не оставлял без ответа ни одного выпада в свой адрес. Невзирая ни на какие авторитеты, не лез за словом в карман, тут же давал сдачи. Случались ссоры и даже стычки. Очень трудно вживался я в коллектив, но в конце концов все уладилось.

В московском «Динамо» моим первым напарником был Станислав Петухов. Раньше он играл в нападении — много лет входил в сборную, имел золотые медали чемпиона мира. Однако, когда я пришел в «Динамо», Петухов играл в защите. Естественно, мне было чему поучиться у опытного хоккеиста, прошедшего огонь, воду и медные трубы. И я этой возможности не упустил.

Через полгода Аркадий Иванович перевел меня в звено Виталия Давыдова. Несмотря на большую разницу в возрасте, в знаниях, в мастерстве, наконец, в авторитете, Виталий всегда обращался со мной как с равным, тактично подсказывал, как лучше сыграть в той или иной ситуации, против того или иного соперника, ненавязчиво, но настойчиво и умело передавал мне свой богатый опыт.

— Валера, — не раз говорил он мне, — хорошо, что у тебя быстрые ноги, но еще лучше, если и голова не будет отставать...

От многих тренеров и партнеров мне приходилось слышать о том, что прежде чем предпринять какой-нибудь шаг, надо хорошенько подумать. Сейчас же я почему-то вспоминаю лишь мягкий голос Давыдова, научившего меня осмотрительности, умению быстро оценивать положение и принимать верные решения.

Много лет спустя Виталий Давыдов возглавил «Динамо», но на посту старшего тренера продержался недолго. Возможно, в этом он и сам виноват. Давыдов — защитник, которого в свое время сравнивали с маленьким танком, был грозен лишь на льду, а в повседневной жизни более скромного и мягкого человека встретить трудно. Он пробовал построить отношения с игроками на полном доверии, на прощении наших ошибок, нарушений. А требовательности ему явно не хватало.

Сейчас я считаю, что в неудаче Давыдова есть и моя вина: не помог ему наладить контакт с игроками, не призывал нарушителей режима к ответу. Словом, очень жалею о том, что не смог делом отблагодарить человека за все хорошее, что он сделал для меня.

С Владимиром Юрзиновым я познакомился в первый год приезда в Москву. Если не ошибаюсь, тогда он был капитаном команды, играл в первом звене. Я смотрел на него, как говорится, с открытым ртом. Когда же меня включили в его пятерку, моему восторгу не было предела.

Юрзинов перешел на тренерскую работу в 1972 году: уехал тренировать финский клуб «Коо-Вее». Через два года вернулся в «Динамо» уже в роли старшего тренера. И хотя расставаться с Аркадием Ивановичем, переходившим на другую работу, для многих было грустно, к Юрзинову все отнеслись доброжелательно. Мы верили, что с ним хуже играть не будем. Действительно, не стали. Но и вверх по существу не поднялись.

Владимир Юрзинов вернулся в родную команду, когда в ней выступали еще многие его бывшие партнеры и даже друзья. С ними необходимо было устанавливать новые отношения, забыть многое из того, что их когда-то связывало.

Проблема эта стара, как сам спорт. С одной стороны, хорошо, когда новый тренер досконально знает достоинства и недостатки своих игроков, ему не потребуется времени для близкого знакомства. Но ведь и хоккеисты тоже помнят, каким игроком был их нынешний тренер, знают его слабости.

В таких случаях тренеры поступают по-разному: доверяются бывшим партнерам или же освобождают их из команды. Юрзинов выбрал второе — в короткий срок были отчислены 14 игроков. И хотя говорилось, что такое обновление в интересах команды, у нас же пробудилось чувство солидарности. Нет, мы не саботировали игры и тренировки, специально никому не проигрывали, как это иногда случается, когда игроки, стараясь избавиться от нежелательного тренера, с помощью проигрышей наводят на него гнев руководителей общества. В то же время мы, старожилы команды, не стали активно поддерживать тренерский курс, терпеливо ждали, чем все это кончится. А кончилось тем, что вместо Юрзинова пришел Давыдов, который, повторяю, тоже долго не удержался на посту старшего тренера.

Сейчас в «Динамо» новый старший тренер — Владимир Борисович Киселев. Рано говорить, как у него сложатся дела, но ребята им довольны. В первую очередь потому, что он верит в игроков и ставит перед ними более высокие цели, чём его предшественники.

(Продолжение следует)