(Журнал «Парус» №3/1990) 

(Окончание. Начало в предыдущем номере)

В конце декабря на известинском турнире после окончания последнего матча меня пригласили на пресс-конференцию. Финский корреспондент спрашивает: «Скажите, пожалуйста, вас сняли с капитанов? Или переизбрали?»

Я ответил: «Меня попросту сняли и назначили Сергея Макарова».

Меня еще спросили: «Ну, а надеетесь вы, что, попав в сборную, попав на чемпионат мира, будете избраны капитаном снова? Возможно ли такое?»

«Ну, а почему нет, – говорю, – в принципе, все возможно. Если бы в октябре этот вопрос решала команда, я не уверен, что меня бы переизбрали...»

Слово в слово – мои слова! И больше – ничего.

Потом ко мне, трясясь от праведного гнева, подбежал корреспондент газеты «Советский спорт» Леонид Трахтенберг:

– Как ты мог?! Ты бы сказал, что Серега достоин быть капитаном, подбодрил как-то его.

– Ну, а зачем все в одну кучу валить. Меня наказали. Наказали незаслуженно. Ты говоришь – я обидел Серегу. А я так не считаю. Я за собой никакой вины не чувствую.

Потом, в январе, когда мой конфликт с Тихоновым разгорелся вовсю, в прессе голословно утверждалось о моих нападках на Макарова. Ясно, это был тактический, ход – столкнуть лбами меня с Серегой. Тихоновская излюбленная метода, известная еще с древности: разделяй и властвуй.

Ну, а финал этой истории происходил в Швеции – на чемпионате мира 89-го года.

После двухмесячного отсутствия в родной команде и после двухнедельного полнейшего бездействия (не до льда мне тогда было!) я прибыл на новогорскую базу. Когда сбор к концу подходил, заговорили о выборах капитана команды. Я тогда уже прилично на льду стоял, понимал, что, скорее всего, в состав включат. Но выборы капитана Тихонов отложил. Сказал, что пройдут они после определения основного состава. Потом опять отложили. Наконец, перед самым отъездом собрание, перенесли еще раз – в Швеции выберем, когда прилетим.

Накануне товарищеской игры с «Вестеросом» раздали нам всем – игрокам и тренерам – бумажки с двумя впечатанными фамилиями – Макарова и моей. Одну нужно было вычеркнуть. Тихонов с Дмитриевым голоса подсчитали – двенадцать на двенадцать при одном воздержавшемся. Ничья как бы...

Перед самой игрой новые бумажки раздали, уже от руки написанные. Снова проголосовали. Я пошел раскатываться в другой майке. А когда вернулся в раздевалку, мне принесли мою, со вторым номером и буквой «К» на груди...

Сережа поначалу расстроился, а потом все нормально стало...

А теперь о моем переходе в «Нью-Джерси дэвилз».

В истории с заключением контракта с «дэвилз» я вовсе не желал соригинальничать или выпендриться, наделав шума. Я всего-навсего отстаивал свою принципиальную позицию, которая шла вразрез с устоявшимся бюрократическо-надувательским механизмом. Реакция моих «доброхотов» была бурно-негодующей, поток лжеинформации о моих поступках и намерениях не заставил себя долго ждать.

Вернемся ненадолго к лету 88-го, и я в двух словах объясню, почему собрался в НХЛ.

Двенадцать лет подряд я становился чемпионом страны, сколько-то раз выигрывал в составе ЦСКА Кубок европейских чемпионов, шесть раз получал золотые медали чемпиона мира, дважды стоял как капитан сборной на олимпийском пьедестале. Ну, все, кажется, испытал! Нет, успех не приедается. Так устроен спорт. У меня это, можно сказать, в крови. Но и появление новой цели – это что-нибудь да значит.

Ну что с того, что стану я тринадцатый раз чемпионом СССР? Что и кому я тем самым докажу? Какое удовлетворение буду испытывать по весне? А вот отыграть сезон в НХЛ, отыграть 80 матчей на пределе, когда все клубы более или менее равны по силам, когда в каждом матче на тебя смотрят по 17—20 тысяч пар глаз, когда ты сталкиваешься с новыми подходами к хоккейной профессии буквально во всем, когда знакомишься с новыми тренерами, новыми партнерами, – разве это не новая вешка, не новая цель?! Достойная цель, с какой стороны ни посмотри – лично моей, клубной и всего нашего хоккея.

И еще. Канадцы уже давно, не считают зазорным скрупулезно изучать наш опыт. Не вредно и нам приглядеться к родоначальникам хоккея. Ведь у канадской школы давние богатейшие традиции. Собственно, без взаимообогащения, обмена, опытом между двумя ведущими хоккейными державами – СССР и Канадой – просто немыслимо движение вперед.

О том, чего я натерпелся в связи с заключением контракта, а верней – с откладыванием отъезда за океан на неопределенный срок, я уже кое-что рассказал. Теперь – как бы вторая серия.

«Я не хочу играть в команде Тихонова».

Таков был заголовок газетного интервью со мной. А накануне я позвонил начальнику Управления футбола и хоккея Спорткомитета СССР Колоскову и объяснил свое состояние: не могу больше работать с этим человеком, с Тихоновым, то есть. Может быть, мне где-нибудь в, другом клубе пока что поиграть, практику-то не хочется терять?.. И Вячеслав Иванович так участливо воспринял это: может, говорит, тебя сейчас в Ленинград переведем... В общем, не можешь в ЦСКА находиться, значит, не можешь – давай до чемпионата мира команду тебе подыщем.

Ну, думаю, есть хоть один человек, с которым можно нормально объясниться и к чему-то путевому прийти. Понедельник это был. А во вторник 125 тысяч раз – таков тираж «Московского комсомольца» – я повторил о своем отказе работать с хоккейным царем и богом. Вечером как раз матч. Смотрю: после игры Тихонов с Колосковым минут сорок беседуют, «оперативку» проводят.

В среду я снова набрал рабочий телефон Колоскова. И услышал совсем другую песню: ты, Слава, отправишься служить в глухомань, в какой-нибудь дальний военный округ, готовься, никакого выезда в Канаду тебе не будет – забудь, и вообще ты вырыл себе могилу. Такие фразы, пусть и мимолетные, пусть и телефонные, не улетучиваются сами по себе из памяти...

В феврале в Москве объявился Марк Малкович – американец, бизнесмен, давно занимающийся организацией ньюпортских музыкальных фестивалей, контактирующий с Советским Союзом на ниве искусства. Прилетел в Москву: так, мол, и так, мы хотим на базе вашего Фонда социальных изобретений создать совместное советско-американское предприятие – искусство плюс спорт. Еще договорились, что часть доходов пойдет на помощь «афганцам»; на лечение всякого рода, на протезы, , на коляски — на создание предприятия по выпуску этих позарез нужных вещей.

Мы с Ларионовым подписали протокол-намерение: создается такое-то предприятие, в котором намерены участвовать. Но Малкович тогда сказал: «Вячеслав, я не буду иметь претензий, если тебе предложат что-то выгодней».

Но, зная нашу систему, зная прекрасно, что советский хоккеист, пусть и трижды известный и заслуженный, может воспользоваться только услугами «Совинтерспорта», американец, конечно же, не предполагал этого самого «если».

Мы же с Ларионовым вознамерились побороться за такие условия контракта, которые бы не унижали . нас, а как-нибудь соответствовали нашей долгой хоккейной службе. Очень хоте лось, чтобы отчисления от наших контрактов принесли какую-нибудь реальную помощь – обездоленным детям, больным детям, «афганцам», юным хоккеистам... Помощь, которую можно было бы «пощупать» руками.

Встретились мы с Гариком Каспаровым, который уже в открытую вел войну против засилья функционеров от большого спорта. Гарик уверенно и подробно все нам растолковал. В Союзе нет запрета на заключение самостоятельных, индивидуальных контрактов. Нет запрета! Это трудовые договора, а не внешнеэкономические сделки. Но придется запастись стойкостью, потому что на всех инстанциях будет на нас мощная психологическая атака, рогаток понаставят, только успевай уворачиваться.

...23 мая вышел наконец-то приказ Министра обороны СССР об увольнении меня, а также Ларионова и Макарова, из армии. На какое-то время мы сугубо формально из майоров превращались в людей, ищущих работу. Каждый имел конкретные предложения – заманчивые и престижные: я – от клуба «Нью-Джерси дэвилз», бомбардировавшего меня вот уже целый год; Ларионов – от «Ванкувер Кэнакс», Макаров – от «Калгари Флеймз», обладателя Кубка Стэнли.

Но интенсивные встречи, обсуждения наших возможных контрактов начались еще до появления этого долгожданного приказа. Какая посредническая фирма охотно взялась за это выгодное дело? Ну, конечно, «Совинтерспорт».

Очень, очень не хотелось мне иметь дело с этой конторой. Воротило от одной только мысли, что придется вести переговоры с подручными госкомспортовских начальников.

Встречался с разными людьми, думал, советовался. С юристами, с экономистами. В общем-то одна идея возникла, держал ее в голове, а пока что вынужден был все-таки отправиться вместе с Игорьком и Серегой в «Совинтерспорт».

Едва мы переступили порог этой «солидной» фирмы, как начался весьма странный разговор.

Нас без обиняков спросили:

– Ребята, сколько вы хотите? Сколько хотите заработать денег?

И это спрашивал человек, профессионально занимающийся посредническими функциями.

Я сказал:

– Это несерьезно. Нужны какие-то процентные соотношения. Чем больше сумма контракта, тем больше мы должны получать, меньше сумма – меньше и получать. А у вас старая добрая уравниловка и ограничиловка.

Гибкостью госкомспортовские фирмачи не отличались, долдонили одно и то же:

– Нет, вы нам назовите конкретную сумму, какую хотите заработать. Назовите конкретную сумму...

Ну прямо сценка на базаре.

До этого они облапошивали наших спортсменов: В мизерную ставку – крохи! – получали те, кто представлял наш спорт за рубежом по году, два, три. Но даже этим «бизнесменам» стало ясно, что, судя по началу разговора, мы и обсуждать не будем такие постыдные условия.

10 процентов проехали мимо как само собой разумеющееся.

Тогда, как одолжение: «20 процентов — и ни копейкой больше!»

Это, если популярно объяснить, такая жалкая подачка, чтобы ты мог сводить на Западе концы с концами и шалеть от радости, что тебя отпустили.

Не согласились мы. Уехали.

Через несколько дней вызывают нашу троицу наверх – к Русаку, тогда он зампредом Госкомспорта служил. Ну и вся эта посредническая бригада тут как тут:

«Мы тут посовещались. Учитывая ваши большие за слуги, решили в виде исключения предложить вам 30 процентов от суммы ваших контрактов. Надеюсь, теперь-то не возражаете?»

Игорь с Серегой уже вроде готовы были свою закорючку поставить. А я сказал: «Не буду!»

Если б они согласились, то так бы и уехали в Канаду с 30 процентами в кармане...

Параллельно я активно искал какую-нибудь другую возможность для заключения контракта без малейших нарушений советских законов. Усилия эти привели в конечном итоге к тому, что чемпион мира по шахматам Гарик Каспаров, входящий в мировую теннисную элиту Андрей Чесноков, знаменитая в прошлом фигуристка Ирина Роднина и я создали благотворительную организацию под названием «Спортсмены – детям».

Я прибег к консультациям опытного юриста. Он подтвердил в принципе то, о чем говорил еще зимой Каспаров: человеку не возбраняется заключать индивидуальный контракт. И мы в срочном порядке вызвали Лу Ламорелло – менеджера «Нью-Джерси дэвилз».

Едва стало известно о том, что Фетисов нашел-таки другой путь, обошел на повороте единственный и неповторимый «Совинтерспорт», как шквал атак обрушился на мою голову. Ну как же – тут запахло большими деньгами (контракт у меня – грех жаловаться, но разглашать конкретную сумму, по правилам НХЛ, хоккеист не имеет права), которые вот-вот могли уплыть мимо особняка в Гнездниковском переулке.

Тут уж сам Колосков позвонил мне домой – что-то объяснял, что-то обещал, чем-то угрожал, в общем, обхаживал как только мог, а он способный человек по этой части. Я только сказал: «Вячеслав Иванович, когда зимой меня кругом топили, когда я был безработный и вообще не знал, что со мной будет, вы, при вашей-то власти, даже пальцем о палец не ударили, чтобы хоть как-то мне помочь. Не желаю с вами и вашей организацией иметь дело! А что до угроз ваших, то не надо меня стращать. Я уже сыт по горло всем этим. Да и не из пугливых я». И повесил трубку.

Назавтра открываю «Советский спорт» и на первой полосе читаю статью, адресованную мне – «Ледовый рыцарь на перепутье».

В этом патетическом обращении ко мне было несколько перлов, вызвавших недоумение и негодование. Стоит их привести, поскольку статья была явно рассчитана на то, чтобы создать у людей отрицательное отношение к посредничеству Советского детского фонда имени В. И. Ленина при заключении моего контракта.

«В случае успешного заключения контракта «Совинтерспортом» полмиллиона «долларов отойдут государству, причем, часть из них обязательно пойдет на развитие детского спорта, поможет встать на ноги новым Фетисовым».

Ну, как, скажите, можно верить этим заверениям, если ничегошеньки не делалось до той поры для развития хоккея? Даже мы, «сборники», и то сталкивались с проблемой экипировки. Помню, как летом 88-го мы с Ларионовым, находясь в, турне по ФРГ, меняли наши клюшки с автографами на фирменные футболки. Ну, прямо как на одесском толчке. Стыдоба! А этим «бизнесменам» пообещать и не выполнить – раз плюнуть! Потом и не докопаешься, куда валюта подевалась. А я думаю, что солидная часть валютных поступлений идет на обеспечение вояжей госкомспортовских чиновников, которые страсть как любят разъезжать по заграницам, желательно в западном направлении.

И уж совсем ни в какие, ворота не лезло следующее, утверждение:

«...При контракте в 500 тысяч долларов (а именно такая примерно сумма называется клубом) Детский фонд получит 50 тысяч, 30 процентов будет уплачено налоговому ведомству США, остальное пойдет Фетисову.

А как же наше с вами государство? Разве не обидно; будет за державу, которая потратила большие средства на становление того же Фетисова, капитана, кстати, хоккейной сборной этой самой державы, а при таком контракте останется ни с чем?».

Я не торопился с публичным ответом по одной простой причине. Буквально в тот же день, если не изменяет память, окончательно решался вопрос о заключении моего контракта – Лу; Ламорелла и наша сторона подготовили все надлежащие бумаги...

...Потом, первый раз вздохнув облегченно после годичных мучений с контрактом, я уже, наоборот, хотел: развеять эту пелену дезинформации, которую нарочно; создавали вокруг меня. Кое-что разъяснил я и в «Советском спорте»:

«Я не совсем понимаю, каким образом в печать попали цифры, обозначающие стоимость наших контрактов. Насколько я знаю, ни одна из заинтересованных сторон не стремилась к разглашению этой коммерческой тайны. И цифры эти все сразу стали комментировать – всякий на свой лад. По этому поводу могу лишь сказать, что, поскольку контракт заключаю все-таки я, то мне и решать, насколько выгодны для меня его условия. Разговоры о том, что с Фетисовым, дескать, продешевили, не кажутся мне правомочными.

Не согласен я и с тем, что ни копейки не намерен отчислять на нужды воспитавшего меня государства. Разве помощь детям – это не государственная забота?»

А днем раньше в «Известиях» я рассказал о том, что уже делаем с Сергеем Стариковым:

«В Детский фонд поступят деньги не только от наших контрактов. В СССР открыт валютный счет 7070, на который и в Нью-Джерси будут регулярно переводить взносы. Группу наших детей, пострадавших в катастрофе под Уфой, а там были и юные хоккеисты из Челябинска, примет медицинский центр в Хьюстоне. Двум подмосковным детским домам – в Серпухове и Быкове – за счет наших контрактов направляются два микроавтобуса, спортинвентарь, игры, компьютеры. При ассоциации «Спортсмены — детям» создан банк лекарств, куда и из Нью-Джерси станут присылать медикаменты.

Сейчас же за счет наших с Сергеем Стариковым контрактов в ЦСКА, в спортшколу имени Валерия Харламова и в Челябинск, где провел свое хоккейное детство Стариков, отправлено 150 комплектов инвентаря для ребят. Я сам отбирал коньки, защитные приспособления, каски с масками, футболки, трусы, клюшки и огромные баулы. Уверяю вас, что по качеству форма превосходит ту, в которой я столько лет играл в команде мастеров. Очень важно, что задумана не разовая акция подобного рода, а постоянная...»

Очень мне понравилось, как высказалась Ирина Роднина, один из членов правления ассоциации «Спортсмены – детям»:

«Наша организация — вовсе не альтернатива тому же «Совинтерспорту». Просто мы нашли еще один способ заключения деловых соглашений. Во времена, когда утверждения о том, что «мы не торгуем своими талантами», кажется, окончательно канули в Лету, таких организаций должно быть, считаю, как можно больше. : Ведь широта жизненных интересов спортсменов весьма многообразна, и если кто-то хочет предложить свою помощь на каком-либо конкретном поприще, надо стараться предоставить ему такую возможность».

Вот, пожалуй, и все о моих «бешеных» деньгах, о моем игнорировании общественных интересов, вообще о подробностях заключения контракта, о моих планах на ближайшее будущее.

А зависеть оно будет впрямую от того, насколько профессионально отработаю авансы своего нового клуба. Авансы, которые уже воплотились в конкретную помощь конкретным людям еще, между прочим, до моего первого выхода на лед в матче чемпионата НХЛ! Что меня ждет? Нелегкая адаптация в новой обстановке – в клубе, в городе, сезон из 80 встреч в Национальной хоккейной лиге.

Что еще? Необходимость поддерживать марку советской хоккейной школы и собственную марку тоже.

Еще что? Забыть о том, что «стукнул» уже тридцать один год, заставив игрой своей и зрителей забыть об этом.

В общем, сладкой жизни не жду. Я сам выбрал этот путь. И как бы ни сложилось у меня дальше на североамериканском континенте, жалеть о выборе не буду. Уверен в этом.

Литературная запись
Леонида РЕЙЗЕРА
Фото Игоря УТКИНА