(Журнал «Спортивные игры» №??/1975) 

Александр Якушев умеет атаковать цель с ходу. Теперь это хорошо знают канадские профессионалы и стремятся, спасая ворота, принять шайбу на себя.
Фото В. Тутова

Тренер самого сейчас сильного и популярного в мире профессионального хоккейного клуба «Филадельфия Флайерс» Фред Шеро рассказывал как-то нашим специалистам об этой знаменитой команде и, между прочим, сообщил такую деталь: есть в «Филадельфия Флайерс» игрок, с чьей-то легкой руки прозванный «Яки». Кличка эта к нему сразу прилипла, и теперь хоккеисты и болельщики иначе не зовут его, как «Яки». Почему «Яки»? Шеро объяснил: «Игрок этот старается — и небезуспешно — копировать манеру игры Александра Якушева».

Мне передали этот рассказ минувшим летом. Слушал я его с удовольствием, но без особого удивления. Вот если бы пришлось мне узнать нечто подобное года три назад...

Думаю, три года назад я бы ушам своим не поверил.

Тогда — всего-то-навсего три года назад — имена: Фил Эспозито, Горди Хоу, Бобби Халл, Стен Микита, Френк Маховлич — звучали для нас, любителей хоккея, загадочно. И хотя своих хоккейных знаменитостей мы любили и почитали, но даже рядом не ставили их с этими игроками, о чьих удивительных и неправдоподобных подвигах на ледяных ристалищах мы были начитаны и наслышаны вдоволь.

Но вот там, на родине профессионального хоккея, появился свой «Яки», и это воспринимается как нечто естественное. Выходит, мы ошибались прежде? Конечно, ошибались. Только в ком? В них, живущих по ту сторону океана, наделяя их сказочными достоинствами? Или в наших, своих, не воздавая им всего того, что они заслужили?

Должно быть, истина лежит где-то посередине. Но, так или иначе, личное знакомство с лучшими образцами профессионального хоккея избавило нас от наваждения: теперь-то мы знаем, что и у нас есть хоккеисты, не уступающие этим звездам.

Александр Якушев, например.

Так стоит ли удивляться, если на родине хоккея, где всегда были подражатели Мориса Ришара, Жана Беливо, Горди Хоу, Бобби Ора, в последние годы стали появляться игроки, мечтающие быть похожими на Якушева?

Думая о филадельфийском «Яки», я плохо себе его представляю. Как не представляю себе двойника Боброва, близнеца Старшинова, копию Харламова. Якушев — из их породы. Из той, что природа-мать лепит не спеша, как хороший скульптор — любимые свои творения: стремясь придать своему детищу черты яркие и неповторимые и отмести все лишнее, шаблонное.

Его длинные ноги будто специально приспособлены для того, чтобы несколькими шагами покрывать хоккейное поле от ворот до ворот. Он мчится по площадке, распластав надо льдом свое большое тело, весь подавшись вперед, и самые быстрые партнеры и соперники остаются позади. В этом движении он кажется с трибун невесомым, потому что бежит, не отталкиваясь ото льда, а как бы лишь касаясь его лезвиями своих коньков. И только соперники знают, как обманчива эта легкость: разогнавшись, он сметает оборонительные построения, как могучий таран.

О нем заговорили задолго до того, как он впервые перешагнул порог большего хоккея. Через год, может, через полтора после того, как появился в детской команде «Спартака», в которую попросился 14-летним подростком. Он попал к А. И. Игумнову, человеку, умевшему с одного взгляда распознавать будущих мастеров. Но окажись на месте Игумнова и менее проницательный тренер, он тоже без раздумий принял бы этого парня в школу: его одаренность видна была и невооруженному глазу. А уже вскоре это имя: Саша Якушев — зашелестело на устах знатоков, коротавших антракты во время матчей за кулисами лужниковского Дворца спорта.

Впервые я увидел Якушева зимой 1963 года в Риге, на юношеском чемпионате, когда ему шел шестнадцатый год. Длинный парень с капитанской повязкой во главе спартаковского строя запомнился мне ростом, некоторой сутуловатостью, бесстрастным выражением бледного лица, выражением, которое не менялось даже в минуты азарта...

Много лет прошло с тех пор. Сколько игр с его участием довелось видеть — не сосчитать. Рядовых и решающих. Трудных и легких. Матчей на первенство страны и товарищеских. На чемпионатах мира и с канадскими профессионалами.

Тринадцать лет, понятно, сильно изменили Якушева. Но в одном он остался тем неполных 16 лет юношей: бесстрастие — или скажем так — внешнее бесстрастие — не изменяет ему никогда, ни при каких обстоятельствах и независимо ни от каких превратностей судьбы.

Фигура хоккеиста, несущегося по полю со вскинутой вверх клюшкой и пылающим взором в раскрытые объятия своих товарищей, могла бы служить символом спортивного триумфа. Фоторепортеры любят снимать такие сцены, благо ловить их нетрудно — они случаются на каждом матче и не раз. И мне на своем веку не пришлось встречать хоккеиста, который в миг удачи не оказался бы в такой позе. Ни одного, исключая Якушева. Даже забив решающий, спасительный гол, он ничем не выдает своего ликования, разве что прямиком направляясь к своему месту на скамейке, хлопнет мимоходом давшего пас партнера кончиком клюшки по щитку. И все. Остальное — как всегда: неторопливая походка, расслабленные руки, чуть склоненная голова и устремленный в какую-то невидимую точку льда спокойный взгляд. Так выглядит Якушев и забив гол, и покидая поле после свистка, возвестившего конец проигранного его командой матча, и отправляясь отбывать наказание на скамью оштрафованных.

Сколько знаю Якушева, а вот не могу привыкнуть к этому странному превращению. Только что метался он красной молнией по матовой поверхности льда, все сокрушая на пути, словно олицетворяя собой сам хоккей — эту игру бушующих страстей, и сразу же — маска полного равнодушия... Есть в этом какая-то загадка. Загадка характера Якушева.

А может, не загадка, может, ключ к его характеру? Или то и другое одновременно?

В 16 лет его будущая дорога в хоккее выглядела ровной и гладкой, как лед перед матчем. Что он талантлив, знали все. Он охотно и много тренировался. Его тело быстро обрастало сильными мышцами. Он умел уже делать многое из того, чему никак не могли научиться хоккеисты куда более взрослые. И все восприняли как нечто само собой разумеющееся, когда в 18 лет он появился в составе команды мастеров, а в 20 отправился на первый свой чемпионат мира. История нашей сборной знает случаи, когда в нее входили игроки и моложе. Так бывало и до Якушева— с Альметовым, Александровым, Рагулиным, Полупановым, Викуловым. Так бывало и после — с Мальцевым. И это раннее признание, и это раннее включение в сборную всегда было лишним подтверждением, дополнительным залогом их безоблачного будущего. Ведь все хоккеисты, попавшие в сборную так рано, оставались в ней на долгие годы.

В отличие от остальных, дебют Якушева не удался. На льду чемпионата мира 1967 года в Вене он появился всего раз и, ничем себя не проявив, был отправлен в глубокий запас. В списках участников следующего чемпионата — гренобльского, — который был одновременно и олимпийским хоккейным турниром, его имя не значилось вовсе. Потом, не без сомнений и колебаний, его взяли на два первенства мира подряд. Затем снова оставили дома. За Якушевым хоть и сохранилась репутация хоккеиста талантливого, но стала утверждаться и другая — не слишком устойчивого в трудных матчах, подверженного настроению, не выдерживающего жесткой игры.

Он закрепился в сборной лишь в 1972 году, накануне Олимпийских игр в Саппоро. А уже осенью его знал весь хоккейный мир. Знал не только как искусного мастера, но и как бойца с железным характером. Слава пришла к нему в дни первых матчей нашей сборной с сильнейшими профессионалами Канады — с командой, которая по умению вести силовую борьбу, по жесткости неизмеримо превосходила всех, с кем когда бы то ни было доводилось играть нашим хоккеистам. В большинстве из тех восьми матчей он получил приз лучшего игрока, приз, вручавшийся хоккеисту, избранному жюри из крупнейших хоккейных экспертов Канады.

Пройдет еще два года, и новая серия встреч с канадцами еще прочнее утвердит за ним славу игрока, чей характер так же прочен, как высоко мастерство. А весной 1975 года, в 28 лет, он стал обладателем титула, о котором мечтают самые выдающиеся хоккеисты, — титула лучшего нападающего чемпионата мира, Игроков, как Якушев, по нескольку лет бывших кандидатами в сборную, все помнят немало: двери сборной то открывались, то захлопывались и перед молодыми хоккеистами, и перед зрелыми мастерами. Наиболее яркая фигура среди них — сверстник и многолетний спартаковский партнер Якушева Евгений Зимин. И всех этих хоккеистов, исключая Якушева, ждала общая участь — они увяли задолго до срока. Люди бесстрашные и выносливые на поле, они не сумели выстоять в этой борьбе с невидимым соперником, не сумели выстоять в борьбе с несбывшимися надеждами.

Можно упрекать этих людей в недостатке твердости духа, можно им сочувствовать, но не понять их нельзя. Сознание, что ты вечный запасной, вечный экзаменуемый, что в команде, где еще два десятка игроков, ты — единственный, кто не уверен в своем завтрашнем выходе на лед, ложится на психику спортсмена тяжким грузом. Немногим дано выдержать этот груз. Тем более если испытание повторяется не раз и не два и ты годами чувствуешь на себе суровый взгляд непреклонного экзаменатора. Боязнь ошибки сковывает, лишает свободы, ты становишься робок и не похож на себя. Под этим грузом шатаются многие, выстаивают единицы.

Меня поразили недавние слова Якушева о том, как он чувствовал себя на первом своем чемпионате мира, где участвовал только в одном матче и ничем себя не проявил:

— Не хотел идти получать медаль. Стыдно было. Понимал, что не заслужил медали. Выходил и думал: люди смотрят на меня с сожалением.

Следующий после венского чемпионата сезон он провел без блеска. Иногда, главным образом в не слишком важных матчах, играл хорошо, чаще, особенно в сборной, выглядел инертным, ошибался, старался поскорей исправить ошибку и ошибался снова. Его изредка хвалили, чаще поругивали. И когда сборная уехала в Гренобль без него — предпочли ему других, более надежных, хоккеистов, в том числе многих спартаковцев — Майорова, Старшинова, Зимина, Зингера, Блинова, — он не казался обиженным и удрученным. А что он чувствовал — неведомо никому. Можно только догадываться, что таилось за этим внешним спокойствием. На следующем чемпионате страны Якушев превзошел надежды самых горячих своих приверженцев. Он повторил рекорд Александрова, рекорд по нашим временам почти сверхъестественной трудности: забросил в турнире 50 шайб. Он оставил далеко позади всех. Вопрос — быть или не быть Якушеву в сборной — отпал сам собою.

Как было дальше, вы знаете. Якушев вернулся, чтобы снова уйти, и возвратился опять, чтобы остаться уже на долгие годы.

Как раз сейчас идут они, эти годы. Самые счастливые годы жизни хоккеиста Александра Якушева. У него есть все, о чем может мечтать спортсмен, — правительственные награды, золотые медали за олимпийские игры, чемпионаты мира и СССР, институтский диплом. Его имя знают всюду, где играют в хоккей, а на наших катках, в любом городе, всякий его выход на поле сопровождают овациями. Ему хорошо дома — рядом с любимой женой, любимой дочерью, в окружении любимых книг.

Только он совсем не похож на человека из идиллии. Он, кажется, так же не обращает внимания на улыбки судьбы, как не обращал внимания на ее гримасы.

— Номер пятнадцатый — Александр Якушев, — судья-информатор не успевает закончить, как зал взрывается бурей аплодисментов

Евгений РУБИН