(Газета "Неделя" №6/1975)

В Россию весть об этой загадке истории привез Н.М.Карамзин. В 1789-1790 годах будущий автор «Бедной Лизы» и «Истории государства Российского» во время поездки по Европе побывал и в Париже, и там писатель npoвел целых три месяца в разгар Великой Французской революции. Но ему уже не довелось увидеть Бастилию, разрушенную народом незадолго до его приезда. Твердыня роялизма рухнула, так и не выдав многих тайн, которые хранили ее добротные стены.

Вскоре после возвращения Карамзина на родину появились в печати его обширные «Письма русского путешественника». Книга эта к середине ХIХ века выдержала семь изданий, ее прочли все образованные люди России, почерпнув оттуда массу полезного и любопытного. Там-то и излагалась история Железной Маски: «Через несколько месяцев по смерти кардинала Мазарини случилось беспримерное происшествие, о котором (что также удивительно) совсем не знали историки. С величайшею тайною послан был на остров Святой Маргариты неизвестный арестант, молодой человек, высокий ростом и благородный видом. Он носил маску с железною пружиной, которая не мешала ему есть. Сопровождающий его офицер имел повеление убить арестанта, если бы он снял ее... Министр Лувуа посетил неизвестного на острове Св Маргариты, говорил с ним стоя и с великим почтением...»

Позже таинственным узником заинтересовался А.С.Пушкин. Среди его бумаг сохранилась заметка об этой истории, так и не увидевшая света при жизни поэта. У Пушкина и его старшего современника был общий источник сведений о Железной Маске — капитальный труд Вольтера «Век Людовика XIV», и там, где они пересказывают его, текст пушкинской заметки совпадает почти дословно с соответствующим местом в книге Карамзина. Оба они приводят эпизод, относящийся к пребыванию Железной Маски на средиземноморском острове Сен-Маргерит: «Заключенный начертил однажды несколько слов на серебряной тарелке и бросил ее в окно на лодку, стоявшую внизу подле самой башни. Рыбак, хозяин лодки, поднял тарелку и принес губернатору, который с великим беспокойством спросил: видел ли он надпись и не показывал ли кому-нибудь тарелки?

— Я только что нашел ее, а сам не умею читать,— отвечал рыбак.

Однако ж губернатор удержал рыбака, чтобы увериться в истине его слов. Наконец, отпуская, сказал ему:

— Поди и благодари бога, что не умеешь читать» (пересказ Н.М.Карамзина).

Губернатора звали Сен-Map. Он был вначале мушкетером, сподвижником знаменитого д'Артаньяна — того, настоящего, чьи подложные мемуары вдохновили Александра Дюма на создание бессмертной трилогии. В 1661 году Сен-Map участвовал в аресте суперинтенданта финансов Николя Фуке и его приближенных. Этой операцией руководил по королевскому-приказу д'Артаньян. За успешное выполнение щекотливого задания Людовик XIV предложил д'Артаньяну место коменданта превращенной в тюрьму крепости Пиньероль, на что тот будто бы со свойственной ему дерзостью ответил: «Я предпочитаю быть последним солдатом Франции, чем ее первым тюремщиком».

Сен-Map в отличие от своего командира оказался не столь щепетильным и, сбросив форму мушкетера, продолжал доказывать преданность королю не доблестной шпагой, а ревностным усердием в качестве начальника различных тюрем. Именно в Пиньероль — город на севере Италии, относившийся тогда к французским владениям, — и был доставлен особо важный арестованный, лицо которого скрывала маска (причем, как гласят другие источники, из черного бархата; но, по-видимому для легенды железо оказалось несравненно более привлекательным).

Отныне судьбы этих двух людей, ско­ванных цепью тайны, оказались прочно связаны. Когда Сен-Мара облекли верхов­ной властью на Сен-Маргерит, ему было предписано перевезти туда и арестанта в маске.

Вершиной карьеры бывшего мушкетера стало назначение на пост губернатора Бастилии. 18 сентября 1698 года ее ворота распахнулись, чтобы пропустить во внутренний двор сопровождавшуюся конвоем карету, где находились новоиспеченный «первый тюремщик Франции» и его «старый заключенный».

Вот еще одна выписка из карамзинских «Писем»: «В Бастилии ему отвели самые лучшие комнаты и ни в чем не отказывали. Всего более любил он тонкое белье и 'кружева; знал музыку; играл на гитаре,имел самый изобильный стол, и губернатор редко перед ним садился. Старый бастильский доктор никогда не видал его лица. Он был, по словам сего медика, чрезвычайно строен, имел трогательный голос, говорил приятно, никогда не жаловался на заключение и таил свое имя».

Покинуть при жизни это зловещее пристанище Железной Маске не было суждено: через пять лет он скоропостижно умер в камере. Бастилия стала для него поистине ultima ratio regis — последним доводом короля.

Спустя менее чем полтора десятка лет после его смерти под мрачными сводами королевской тюрьмы номер один очутился не кто иной, как Вольтер. В то время в Бастилии еще оставались некоторые служители, помнившие загадочного узника, — от них мог писатель узнать некоторые подробности относительно Железной Маски. Как бы то ни было, он, выражаясь словами Пушкина, «романически думал или выдумал, что славный невольник был старший брат Людовика XIV, жертва честолюбия и политики жестокосердой».

Но Пушкин отметил, что «доказательства Вольтера были слабы», а Карамзин признал его гипотезу «не совсем вероятною». Однако впоследствии чрезвычайно заманчивая вольтеровская версия получила мощную поддержку со стороны автора «Трех мушкетеров». Известно, что Дюма трактовал историю не более как гвоздь, на который он вешал свои картины. Для романа «Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя» одним из таких «гвоздей» послужила легенда о Железной Маске.

Дюма «заставил» хитроумного Арамиса сделать попытку подменить Людовика XIV его братом-соперником. После крушения этого заговора капитан д'Артаньян (на сей раз не реальный, а ставший неизмеримо более привлекательным под вдохновенным пером своего литературного отца) отвозит разоблаченного лжекороля на Сен-Маргерит. Там его случайно встречают Атос и юный Рауль: «При свете багровой молнии, в фиолетовом сумраке грозового неба, они увидели медленно шедшего в шести шагах позади губернатора человека, одетого во все черное, голова которого была скрыта шлемом, а лицо — забралом из вороненой стали. Небесный огонь бросал рыжие отблески на полированную поверхность забрала, и эти отблески, причудливо вспыхивая, казались гневными взглядами, которые метал этот несчастный вместо того, чтобы разражаться проклятиями». Разумеется, у Дюма и серебряное блюдо, которому доверил жгучую тайну царственный пленник, находит не безвестный рыбак, а отважный виконт де Бражелон.

Любопытно, что молва (порожденная, видимо, чисто коммерческими соображениями в целях привлечения туристов) связала — если не во времени, то в пространстве — Железную Маску с персонажами другого романа Дюма и сделала одним из мест его заточения замок Иф, где он никогда не был. Тем не менее молодой Марк Твен, описывая в книге, «Простаки за границей» посещение в 1867 году этого замка, — естественно, не без юмора — говорит: «Мы видели сырые, унылые камеры, где были заключены два героя Дюма — герои «Монте-Кристо»... Нам показали зловонную камеру, где некоторое время томился знаменитый узник Железная Маска — этот злосчастный брат жестокосердного короля, — перед тем как замок Св. Маргариты навеки скрыл от посторонних взоров загадочную тайну его жизни. Эта камера не заинтересовала бы нас так сильно, если бы мы знали твердо, кем был Железная Маска, какова была его история и почему его подвергли такому необычному наказанию. Тайна! В ней была вся прелесть. Эти лишенные речи уста, скрытое под маской лицо, это сердце, полное невысказанной боли, грудь, терзаемая неведомым горем, когда-то были здесь».

Предложенное Вольтером эффектное толкование загадки привлекло ароматом романтики не только Дюма, но также Альфреда де Мюссе, Виктора Гюго и других менее именитых писателей. Попутно возникло несколько разновидностей той же версии, с одинаковым упорством ставивших под сомнение целомудрие матери короля, Анны Австрийской (говорили, например, что Маска не сын, а один из ее любовников — истинный отец Людовика XIV). Все эти объяснения исходили из единого основного тезиса: фамильного сходства узника с «королем-солнцем». Отсюда возникала необходимость скрывать его внешность даже от надзирателей. С другой стороны, тогда делалось понятным, почему с господином Некто обходились столь мягко и вообще ограничились только тем, что лишили его свободы, а не учинили над ним расправу, на которую так был скор XVII век. Бонапартисты пустили в обиход неожиданное продолжение версии Вольтера и объявили Железную Маску прямым предком Наполеона.

Накопилось множество работ о Железной Маске, но дотошных историков пока что не удовлетворяет ни одна из кандидатур на эту роль. А между тем претендентов выдвинуто больше, чем на авторство шекспировских пьес.

Троих из них назвал в своей заметке Пушкин: графа Вермандуа, герцога де Бофора — «сего феодального демагога, мятежного любимца черни парижской, пропавшего без вести во время осады Кандии в 1669 г.» — и претендовавшего на английский трон герцога Монмута, обезглавленного в 1685 году.

В этом списке значатся также якобы избежавший казни король Англии Карл I и сын «цареубийцы» Оливера Кромвеля, незаконный отпрыск династии Стюартов— Жак де ла Клош и мальтийский рыцарь Жак де Бретель, прославившийся «Мемуарами» фрондер-кардинал де Рец и генерал Бюлонд... Одним словом, перепробованы все возможные и невозможные варианты разгадки, свидетельствующие подчас о неудержимом полете фантазии. Некоторые энтузиасты доходят до абсурда в стремлении любой ценой подогнать свои шаткие гипотезы под те скудные факты о Железной Маске, которыми располагает наука. Они не останавливаются перед тем, чтобы воскрешать загробные тени, наделять завидным долголетием одних избранников своего воображения и, напротив, досрочно умерщвлять других (ибо 19 ноября 1703 года почти единодушно признается датой смерти «старого заключенного» Сен-Мара). Чего стоят, к примеру, домыслы, будто стараниями иезуитов в душную маску обрядили Мольера! Приверженцы данной «теории» опровергают тот факт, что жизненный путь великого актера и драматурга завершился 17 февраля 1673 года, в день представления «Мнимого больного».

Версия о принце-близнеце или каком-либо другом родственнике Людовика XIV по-прежнему бытует. Но есть и еще несколько «соискателей». И они обладают немалыми шансами на звание Железной Маски. Первый — это итальянский граф Эрколе Маттиоли, в пользу которого приводятся весомые доводы. Пометка о смерти Маски в регистрационной книге Бастилии походит на искаженное написание его фамилии. Коварный мантуанец дерзнул поставить короля Франции в весьма неловкое положение, разгласив содержание конфиденциальных переговоров (в то время как за молчание ему было щедро заплачено). Злопамятный Людовик XIV не прощал таких обид и распорядился заманить Маттиоли в ловушку. Слово государя — закон, и в мае 1679 года свершилось вопиющее беззаконие: иноземного подданного схватили и бросили в пиньерольский застенок. У Людовика имелись все основания избегать чрезмерной огласки этого происшествия, хотя понятия о законности в ту эпоху были довольно туманные.

К моменту, когда Маттиоли пополнил собой контингент государственных преступников, содержавшихся в Пиньероле, там давно уже находился Николя Фуке — тоже один из основных кандидатов на звание Железной Маски. Фуке, некогда всесильный министр, попал туда не только за астрономические растраты казенных денег и за то, что посмел соперничать с Людовиком XIV в роскоши. Изрядно досадил он венценосцу также своими ухаживаниями за одной из королевских фавориток. Но у монарха были и более серьезные основания для обвинения Фуке. Он вел сложную политическую игру за власть, считая, вопреки известному афоризму короля, что государство — это не только Людовик. Сознавая всю опасность, которой он себя подвергает, суперинтендант превратил в неприступную цитадель приобретенный им остров Бель-Иль и даже начал потихоньку обзаводиться собственным военным флотом. Зная обо всем этом, а также о том, что у Фуке много сторонников, Людовик выжидал удобный момент, и тогда-то последовал приказ д'Артаньяну о его немедленном задержании. Приговор суда (изгнание из Франции с конфискацией имущества) король счел слишком мягким, и экс-министр отправился в пожизненное заключение. По официальному сообщению, он угас в Пиньероле в 1680 году. Но существует мнение, что вместо Фуке был погребен кто-то другой, а сам он влачил дальше бренное существование, превратившись в Железную Маску.

Теперь настало время ввести еще один, персонаж сей «трагедии масок».

Того, о ком пойдет речь, звали Эсташ Доже (впрочем, нет никакой уверенности, что таково его настоящее имя). Исследователи не раз пробовали «примерить» Железную Маску на Доже, но пока безрезультатно. А посему не приходится удивляться, что при попытке возведения Фуке в ранг Железной Маски сама собой напросилась мысль отвести для бедняги Доже неблагодарную, но существенную роль трупа, который захоронили под именем проштрафившегося министра.

Железной Маски не коснулась ржавчина забвения. Все новые и новые усилия прилагаются для раскрытия дразнящей тайны. Заинтригованный век электроники призвал на помощь даже компьютеры. Но и сегодня мы не стали ближе к решению поставленной «задачи с одним неизвестным», чем во времена Вольтера и Дюма, Карамзина и Пушкина.