(Журнал "Советская эстрада и цирк" №8/1989)

Семидесятые годы в нашей легкой музыке и песне вспоминаются сейчас как «эпоха ВИА», заметно потеснивших тогда на эстраде исполнителей-солистов. Среди полутора десятков наиболее заметных групп, безусловно, надо назвать минский ансамбль «Верасы» («Вереск»). Коллектив, во главе которого находится с 1975 года молодой композитор-профессионал Василий Раинчик...

Ситуация, кстати, нетипичная. Ансамблями руководили в ту пору гитаристы, клавишники, иногда аранжировщики, нередко даже и администраторы-менеджеры. А здесь — образованный музыкант, выпускник консерватории, автор получивших известность симфонических и камерных произведений (несколько позже он станет членом Союза композиторов). Впрочем, для «Верасы» Раинчик, естественно, пишет эстрадные песни. Приглашает к сотрудничеству с группой своих коллег, других белорусских авторов — Е.Глебова, Э.Ханка, И.Лученка, В.Иванова. Одним из шлягеров ансамбля рубежа 70—80-х годов, побившим все рекорды популярности, становится, например, «Малиновка» Ханка. Раинчик придумал для песни удачную аранжировку с синтезаторным вступлением, имитирующим звонкое, «щелкающее» птичье пение... Емким, выразительным оказался и текст Анатолия Поперечного: в нем и воспоминания об ушедшей юности, и неяркие белорусские пейзажи, и — шире — образ родного края... Через год «Верасы» записал еще одну песню Ханка — «Я у бабушки живу». Забавная песенка «от имени ребенка» — и в то же время серьезная проблема, демографическая, экономическая, социальная: «У меня братишки нет, у меня сестренки нет...» Популярными становятся в эти годы и песни самого Раинчика, как правило, мечтательно-напевные, «шансонные»: «Любви прощальный бал», «Музыка для всех», «Так не бывает», «Осенняя песня»...

Казалось, все в порядке. На концертах — аншлаги... Однако Раинчик каким-то внутренним чувством предугадывает спад тянувшейся целое десятилетие моды на ВИА... В его программах начала 80-х годов все чаще встречаются инструментальные композиции, исполнявшиеся им самим на синтезаторах. Вот что сказал мне Раинчик в интервью осенью 1982 года:

— Несмотря на то, что публика по-прежнему ждет от нас незамысловатых, мелодичных песенных шлягеров, я чувствую, что необходим некий качественный шаг вперед. Я стремлюсь исполнять больше современной электронной музыки. Синтезаторы позволяют добиваться богатейших тембров — скажем, имитировать все краски симфонического оркестра. Попробую включить в программу также некоторые произведения классики в «электронной» аранжировке; хочу, чтобы слушатели ощутили силу «чистой», бестекстовой музыки. Для меня играть на синтезаторе — значит импровизировать образами: здесь и чувства, и мысли, и мечты, и что-то наподобие научной фантастики. Конечно, у нас в группе будут звучать и песни. Но мы не хотим стоять на месте — меняется окружающий нас мир, меняется музыка, должны изменяться и мы сами...

Вот такую программу обещал Раинчик семь лет тому назад. Насколько она воплотилась в жизнь? Тут не все оказалось просто.

«Верасы» по-прежнему существует как эстрадно-песенный состав. Публика верна своей любимой группе — только сегодня, если сказать честно, это публика преимущественно белорусская. У «всесоюзной» аудитории сегодня новые кумиры...

Не оправдались и надежды Раинчика на значительное увеличение доли инструментальной музыки в эстрадных программах. Переубедить массового слушателя композитор не смог — аудитория, как всегда, была настроена лишь на песенную волну и к новым электронным композициям отнеслась прохладно. Несколько таких номеров, введенных в песенный поток, оказались как бы островками, инструментальными паузами, минутами отдыха...

Поиск новой формы диалога со слушателем затягивался... Композитор нервничал. Он по-прежнему верил в безграничные темброво-выразительные возможности электроники, но долго не мог найти для своих синтезаторов правильное место. В течение какого-то времени Раинчик сотрудничает с Белорусским радио. Его композиции «Болеро», «Тарантелла», свободные обработки музыки Прокофьева, Е.Глебова с успехом звучали в эфире.

Но настоящая удача ждала композитора совсем в другой работе. Раинчик пишет электронный балет...

Летом 1986 года Раинчик вместе со своим сыном Сергеем (к этому времени также музыкантом группы) занимался в Москве на курсах, организованных японской фирмой «Ямаха». Курсы были частью обширной программы, дополнявшей выставку — показ современной электронной и акустической аппаратуры и инструментария. Надо сказать, что японские бизнесмены действовали достаточно тонко: посетителям разрешалось не только подходить к выставленной на стендах аппаратуре, но и играть на любых инструментах (так ведь скорее заинтересуешься, а затем, того и гляди, купишь). Ну а если инструменты столь новы, что ты не знаешь, как на них играть? Тогда к твоим услугам японские инструкторы. Покажут. Научат. Краткосрочные курсы завершал настоящий экзамен с вручением соответствующих сертификатов. Отцу и сыну Раинчикам очень понравилась модель синтезатора «Электон», именно на ней они практиковались. На «экзамене» они сыграли фрагменты из балета Евгения Глебова «Маленький принц». Получилось эффектно. Звучание «Электона», его богатые возможности, сочетание электронных и «акустических» красок (в синтезатор были «заложены» тембры духовых и струнных инструментов) очаровали не только инструкторов, выставивших Раинчикам отличную оценку, но и присутствующую в зале публику. Среди слушателей оказался и главный балетмейстер Московского балета на льду лауреат Государственной премии СССР Генрих Майоров (он получил ее за постановку детского балета «Чиполлино» в Большом).

Тембр «Электона», сочетание «живого» звука с искусственным показалось ему идеально подходящим для балета на льду.

Так появилась идея будущих «Времен года» (за рубежом этот балет шел под названием «Крылья над родиной»). Музыку балета должен был писать Раинчик.

Что такое, собственно говоря, балет на льду? Это царство скольжения. Оно может быть медленным, «рапидным», а может быть стремительным, огненно-вихревым, виртуозным. Характер скольжения определяет музыка. Сам жанр «ледового балета» — смешанный. В нем соседствуют элементы фигурного катания, цирка на льду и балета. Могут быть сложные и даже сверхсложные трюки, они зависят от индивидуального мастерства исполнителей. Аудитория на таких программах также специфическая — конечно, в ней найдется немало меломанов, для которых можно писать сложно и современно, но преобладают все же обычные посетители эстрадных концертов, привыкшие к языку сегодняшней песни, легкой музыки. Значит, музыка также должна носить «синтетический» характер — что-то в ней будет идти от эстрады, что-то будет «балетным». Ну а поскольку в своей новой работе Генрих Майоров задумал множество «деревенских» сцен, здесь должны были звучать также наигрыши и распевы в народном стиле, возникать тембры жалеек, балалаек, баянов и т. д.

В общем, задача оказалась увлекательной, хотя и весьма непростой. Сюжет был расписан по номерам, каждый номер имел жесткую хореографическую структуру, расписанную буквально по секундам. В этот каркас-хронометраж Раинчик и должен был «уложить» свою музыку. Скажем, в «Лете» (эпизод «Кутерьма»): дед, Бабка, Молодец, Девушка, парубки. У каждого персонажа — своя мелодическая и тембровая характеристика. При этом постоянное развитие сюжета — погони, комические столкновения. Например: Молодец «дует» на стог сена — стог «отъезжает» (музыка должна была звучать ровно 12 секунд), Молодец борется с парубками (20 секунд)...

Этот сковывающий фантазию «секундаж» сначала страшно мешал композитору. А потом Раинчик привык, усвоил «правила игры» и начал сочинять точно по заданию балетмейстера. В такой работе «с ограничениями и препятствиями» оказалась даже своя прелесть. И при этом еще одно предварительное условие никаких переусложнений, музыка должна восприниматься «с первого предъявления». Быть простой, краткой, цветисто-яркой, мелодичной, эффектной.

По ходу работы выяснилось, что балетмейстеру музыка представлялась достаточно «классичной» по интонациям, чем-то вроде осовремененных Лядова или Римского-Корсакова. А артистам хотелось чего-то иного, больше стихии, ритма, современных эстрадных красок. Балетмейстер, однако, все время опасался танцевального перехлеста: «У нас же не рок-программа, а балет, пусть и на льду!» Приходилось лавировать. В конце концов музыка Раинчика устроила обе стороны.

Некоторые предложения исходили от композитора. По настоянию Раинчика, например, был введен вступительный вальс (какой же балет без вальса)? Придумал он и танго на три четверти.

Каков же сюжет этого «электронного» балета? Это чистой воды дивертисмент. Образы неконкретны, условны: Он и Она. Птицы. Люди. Природа. Круговорот жизни — от ее весеннего зарождения к пышным зимним празднествам.

Первая картина балета — «Весна». Пейзаж-пастораль, птичьи пересвисты, журавлиное курлыканье. Соло народных инструментов (ложки, балалайка), звучания арфы, флейты, литавр, струнных. Однако все эти тембры получены, как вы, вероятно, догадываетесь, на синтезаторе...

«Лето» — девичий хоровод. Снова характерное звучание народных инструментов (жалейки, балалайки, гармошки), прекрасно сымитированных синтезатором. В этом эпизоде материал типично белорусский, неторопливо-распевный, чуть ленивый, нежно-серебристый. Впрочем — ни одной цитаты, фольклорный характер стилизован... Эпизод «Уборка стога». Появление основных героев, как лирических (Молодец, Девушка), так и комедийных (Дед, Бабка, парубки). Комическая «Кутерьма»... Эта картина — праздник труда, веселого, радостного, с забавными конфликтами...

Третья картина — «Осень». Пора года и пора жизни. Вальс и танго. Вальс — типично концертный, балетный. Напевно поет электронная «валторна». Мглистая, задумчивая музыка. Соло «скрипки»... Танго. Дуэт, подчеркнутый сопоставлением тембров: он — это «гитара», она — «скрипка»... Картину завершает «Отлет журавлей»: плавное скольжение артистов на льду в декоративных дымах и свете прожекторов — эффект парения в облаках!

Финал балета — «Зима». Эта картина вся сплошь — массовая пляска. Начинает ее «Метель» (женский кордебалет) — стремительная, неуловимо шуршащая музыка, «вечное движение»... Затем «Русь-тройка» — три солиста — «коня», сольные эпизоды, вариации. Очень красиво, эффектно. Заканчивается картина — а с нею и весь балет — возвращением к уже знакомому материалу. Мы слышим порывы «метели», сквозь которые доносится звон бубенцов, слышим тему «пробуждения земли», знакомую по первой картине, тему Молодца.

«Времена года» — яркое, современное зрелище. И в то же время интересный образец эволюции нашей сегодняшней популярной музыки. Удачный сплав народного и классического, традиционных звучаний — и эффектов, которые можно получить лишь на новейшей электронной аппаратуре.

Арк. ПЕТРОВ (г. Минск)