(Газета "Советская молодежь" (07.02.1990))

Мы беседуем с ведущим научным сотрудником Московского института народного хозяйства имени Г. В. Плеханова, вице-президентом Московской общественной академии диалектико-системных исследований и разработок «МОС-ДИС», членом КПСС Владимиром МОРОЗОВЫМ в его домашнем кабинете.

— Владимир Константинович, академик Абалкин публично попросил по телевидению 15 месяцев на стабилизацию экономики, по истечении которых все пойдет если не вверх, то ровно. Ваше мнение как специалиста именно в области планирования?

— Я ценю широту и глубину знаний Абалкина-ученого, но должен сказать, что коренным образом спустя названный срок положение не изменится. У заместителя председателя Совета Министров нет программы борьбы с коррумпированной экономикой, экономической мафией.

— В 1989 году государственный долг СССР составил 312 миллиардов рублей, дефицит бюджета — 120 миллиардов, внешний долг — более 34 миллиардов, оборот преступной теневой экономики — 150 миллиардов рублей. На этом фоне постоянно всплывающие разговоры об увеличении налогов, введении карточной системы и т. п.

— Все это попытки разрешить экономические проблемы путем лихих кавалерийских атак-наскоков. Каждую неделю мне до пяти раз приходится бывать в Госплане. Ранее там работал человек, который утверждал, что повышение цен на бензин, имевшее место несколько лет тому назад, даст приращение к бюджету на 5 миллиардов рублей. В результате мы потеряли 15 миллиардов. И если вы думаете, что после такого «просчета» этот чиновник снят с работы или хотя бы понижен в должности, то ошибаетесь. Теперь он занимает самый высокий пост, связанный с финансами.

— Года через два кинорежиссерам не надо будет искать вывесочный колорит на Западе — улица Горького в английской рекламе. Оживят ли наш рынок совместные предприятия или, как предлагают многие, гордиев узел разом разрубят свободные рыночные отношения?

— В СССР на 1 января 1989 года было создано и зарегистрировано Минфином СССР 191 совместное предприятие. С фирмами Финляндии создано 28 предприятий, Западной Гер­мании — 26. Но что характерно, с США всего — 13, с Великобританией — 9, Японией — 8, Канадой — 6.

Подобный перепад не случаен. К нам устремились большей частью мелкие и средние дельцы, заинтересованные в нашей стране только как в сырьевом придатке и в месте сбыта-сброса своей подавляемой дома конкурентами продукции. Серьезный бизнес к нам не едет.

— Причина?

— Он ждет, куда вывезет нас политическая кривая.

— Неужели, на ваш взгляд, пять лет перестройки не принесли никаких изменений?

— По существу нет.

— Ну а гласность, открытость, демократизация?

— Пять лет назад Горбачев решил произвести косметический ремонт, этим и ограничиться. Само развитие ситуации показало, что косметическим ремонтом уже ограничиться нельзя. Что касается гласности, открытости, демократизации, то ею воспользовались и пользуются партократия, аппаратчики, экономическая мафия, кооператоры, точнее те, кто под их вывеской отмывают деньги. То есть десятки тысяч, а не миллионы людей.

— Радикалы упрекают Горбачева в недостаточной решительности, консерваторы, наоборот, обвиняют в поспешности.

— Думаю, неверно искать какие-то противоречия, несоответствия, говорить о некой непоследовательности. Генеральный секретарь плоть от плоти той среды, которая его окружает.

— Ваше мнение о забастовках шахтеров Донбасса, Кемерово, Воркуты, охвативших десятки тысяч людей? Одни экзальтированно восторгаются, другие ратуют за повторение для «распустившихся» второго Новочеркасска, когда в 1962-м на мирных людей бросили войска.

— Отвечу словами крупнейшего, на мой взгляд, советского политэконома академика А. М. Румянцева, сказавшего, что шахтеры показали пример бескровной революции и того, как берут власть.

— Кратко, Борис Николаевич Ельцин как политическая фигура.

— То, как Ельцин один на известном пленуме выступил против партократии, заслуживает звания Героя Советского Союза. Есть здесь некоторые ассоциации с выступлением Хрущева на XX съезде партии. В смысле поступка. Как человек Ельцин — эмоционален, неуравновешен, несдержан. Но это его личные качества, характер. Предположим, допустим, что Ельцин во главе государства. Но у него нет главного — четкой программы на три года, четыре, пять лет. Хотя тот шум вокруг так называемого покушения... Думаю, что это не случайное происшествие.

— То есть?

— Не выходка каких-нибудь подвыпивших подростков, решивших поразвлечься хулиганским способом. Очевидно, это дело спецслужбы.

— Вы имеете в виду МВД или КГБ?

— Ни первое, ни второе, ни Министерство обороны. А специальную службу Генерального секретаря ЦК, неподконтрольную никакому, даже самому могущественному органу, а подотчетную только ему лично. Такую спецслужбу создал в тридцатые годы Сталин. При Хрущеве она не действовала. При Брежневе не была безучастной. В числе прочих требований Машерова и тогдашнего руководства Белоруссии было и требование о ликвидации этой спецслужбы. И думаю, что это послужило одной из причин автокатастрофы, которая произошла с ним.

— Ну а сейчас?

— Если у Наполеона было три спецслужбы, то, учитгывая масштабы нашей стра:нщ., кто поручится, что у нас не действуют пять?

— Возможен ли в стране военный переворот?

— Возможны три пути будущего.

— Пожалуйста, остановитесь на каждом.

— Первый. Путь палочной диктатуры.

— Это уже было. Снова «враги народа»?

— Да. Опыт уже есть.

— А прессу начнут закрывать?

— При этом пути — конечно. Второй путь — путь взвешенного состояния, баланса. Именно то состояние, в котором находится Горбачев. История учит, что такое состояние не может продолжаться бесконечно, тем более — долго.

— Третий путь? При этом хочу заметить, что в оппозиции всегда находиться до известной степени легче.

— Развивающийся кризис в экономике, в финансово-кредитной системе, в межнациональных отношениях, грозящий привести страну к катастрофическим последствиям, заставил нас обратиться с открытым письмом к делегатам второго Съезда народных депутатов СССР. Мы — это актив Московской общественной академии (Фонда) диалектико-системных исследований и разработок, вице-президентом которой я являюсь. Письмо подписали академик А. М. Румянцев, профессоры (все доктора наук) Е. А. Олейников, С. Н. Воронин, В. И. Петрова, А. А. Звягин, Н. А. Нагапетьянц, Д. Т. Новиков, В. Н. Архангельский. В. В. Майданчик, А. В. Иванов, академик АН УССР, профессор Б. В. Гнеденко.

Пусть наш экономический, организм далек от совершенной биологической системы, он все же не представляет собой того примитива, которым является втулка среди механизмов. Все эти бойкие, поспешные, непродуманные реформы — попытка на ходу насадить на нашу телегу совершенно другие колеса. Уверяют, телега покатится куда быстрее. Попробуйте проделать этот эксперимент с телегой на практике. Любой крестьянин скажет вам, что телега просто завалится в кювет. Наша программа основана на четком реальном фундаменте развития того, что мы имеем на сегодняшний день, его совершенствовании.

Хорошо известно из общей теории управления, что неучет переходных процессов, даже при правильно выбранной новой модели, может привести не только к большим потерям, но и к разрушению всей системы.

Как свидетели и участники событий 30-50-летнего периода, можем сказать, что столь тяжелого экономического, политического, морального кризиса, в который попала страна из-за недальновидности отдельных руководителей, еще не было.

Владимир Константинович Морозов передал редакции «Советской молодежи» полный текст этого обращения-письма ученых.

В конце нашей беседы я спросил его:

— Скажите, вам не бывает страшно? Вас не пугали, не требовали положить партийный билет на стол?

— Я участвовал в кровавых боях Великой Отечественной за освобождение Советской Прибалтики — Латвии и Литвы. Выжил, хотя у тех, чьи окопы мы штурмовали, оставляя на брустверах тысячи товарищей, было не менее горячее желание уничтожить нас, чем у нас выжить. Ну а после... Да, пугали. Как, наверное, каждого из честных советских людей. Вызывали, промывали голову, объявляли партвыговоры, потом снимали. Многое из того, что я высказываю сейчас, я отстаивал еще три десятка лет тому назад — в краткую хрущевскую оттепель.

— Сколько шансов, что ваша программа будет услышана и осуществлена?

— Приблизительно, двадцать пять процентов.

— И вы не отступитесь?

— Нет. У меня нет вируса иерархистного потребительства, когда все кладется на то, чтобы не потерять свое кресло.

— Вы не встречались с представителями центральных изданий?

— Неоднократно.

— Они придерживались менторского тона?

— Нет. Выслушав меня, они ссылались на свою большую служебную занятость и на то, что портфели их редакций уже полны...

В ВАГОНЕ московской электрички я думал о том, как повторяется история. Как сверхчеловечески тяжело и тягостно людям, кладущим жизнь ради жизни государства, достойной его. В то самое время, когда аппарат самолично отождествляет себя с государством, изредка прищелкивая в воспоминаниях пальцами, как персонаж из сказочки Филатова: «Этот... Как его? Народ!»

И все-таки история живет по закону сообщающихся сосудов.

Потомок русского капиталиста Саввы Тимофеевича Морозова — тоже Морозов.

Член коммунистической партии Советского Союза.

Андрей МАЙДАНОВ,
спец. корр. «СМ».
Одинцово — Абрамцево — Москва — Рига.