(Газета "Советская молодежь" (08.03.1990))
(Продолжение, начало в №44)

«ТАНКАМИ НАДО БЫЛО, ТАНКАМИ!»

Бывший дежурный по штабу Краснознаменного Прибалтийского военного округа подполковник Владимир Иванович ИЛЬИН.

— Я заступил на дежурство на 8 ноября 1975 года. Помню, что вскоре появились офицеры. Перебивая друг друга, они сообщили: «Военный корабль снялся с места в кильватерном парадном строю на Даугаве и пошел к устью в море. В Швецию угоняли, в Швецию. Да ведь ему же долго надо было выбираться по реке на большую воду. К тому же малым ходом. И берега-то во многих местах почти друг на друга смотрят, ширина по воде — минимум. Так если бы хотя бы танки выгнали на берег, да прямой. Хватило. Ну, а он бы не посмел. Танками надо было, танками!»...

ПОДПОЛКОВНИК Ильин до сих пор не может понять — каким это образом, когда ничего еще не было известно вообще, появилась эта «шведская» версия. Очевидно, кто-то сразу запустил ее в ход. И «машина» заработала. И работает безотказно до настоящего времени, странным образом совпадая с концепциями западных политологов и антисоветчиков.

Мой дальнейший разговор с Виктором Бородаем о «Сторожевом» был немыслим без вопросов об экипаже, командире, офицерах, матросах и, конечно, Валерии Саблине.

— Надо обязательно рас сказать об атмосфере жизни нашего экипажа, — продолжил Виктор.

— Обычно начинают с командира.

— Командир «Сторожевого» капитан 2-го ранга Анатолий Васильевич Потульный носил кличку «Граф». Граф Потульный. Характер и привычки под стать «титулу», данному экипажем. Только не в смысле утонченности, лоска или еще выше — аристократизма. Наоборот, «Граф» был хозяином — помещиком, упивавшимся властью. Любой офицер, даже старший, мог постоянно нарваться на откровенное хамство, мичмана буквально вдавливались в переборки, когда шел командир.

Первые полгода Для каждого нового офицера были кромешным адом «по милости» командира. Я прошел через него. А офицерской и человеческой альтернативой Потульному был заместитель командира по политической части капитан 3-го ранга Валерий Михайлович Саблин.

— А как же страшные ярлыки «предателя», «изменника Родины», заявление генерал-майора юстиции А. Борискина для «Известий» об «элементарной уголовщине»?

— Я еще вернусь к этим ярлыкам, когда расскажу, как и кто нас допрашивал. А сейчас, чтобы с самого начала поставить все точки над «i», скажу, что ни до этого, ни тогда, ни сейчас, 15 лет спустя, никто из экипажа «Сторожевого» не считал и не считает Саблина изменником или шкурником. До сих пор переписываюсь :со своим сослуживцем по БПК мичманом Валерием Величко. Он мне сказал, что вера в Саблина за эти годы только окрепла.

— Постоянно повторяемые фразы о «давно вынашиваемом Саблиным преступном замысле»?

— Ложь. Это был человек высокой идеи. Ленина читал не по конспектам. Ради ответа на главное, поиска этого главного и поступил в Высшее военно-морское училище имени М. В. Фрунзе будучи уже судоводителем с высшим образованием. Не ради карьеры. Справедливости и там искал, живой чести, правды.

— И читал, и. слышал, сак Саблин «склонял и подбивал».

— У Саблина был выдержанный, самоуглубленный характер. Никого не хватал ни за гюйс, ни за лацканы, не шептал заговорщицки. Это из разряда карикатуры, неумного анекдота, дешевого примитива. Капитан 3-го ранга образцово исполнял свои обязанности замполита.

— Как начался поход «Сторожевого»?

— Ранним утром 8 ноября 1975 года- по кораблю прозвучал сигнал большого сбора. Все офицеры собрались в кают-компании мичманов.

— У мичманов была своя кают-компания?

— Да. Я уже говорил, что «Сторожевой» был современной постройки. Многие каюты двухместные, и вообще довольно сносные бытовые условия для экипажа, насколько это возможно, на специфических по назначению военных кораблях.

Пришел Саблин и обратился к собравшимся с речью. Четкой, не спонтанной, аргументированной, искренней. Говорил о том, что тогдашнее руководство поставило страну и ее народ на путь в пропасть. Далее подобное терпеть невозможно — речь не только о флоте. Конкретно — «Сторожевой» идет в Ленинград, где обратится с призывом к рабочим заводов города трех революций. «А кронштадтцы? — спокойно уточнил кто-то. — Ленин градская база нас поддержит?».

Саблин ответил утвердительно. Речь шла о военной организации, о выступлении против режима, но не против советской власти, сигналом становился «Сторожевой». Саблин подчеркнул строгую добровольность выбора. Голосовали не какими-то красно-зелеными кругляшами, как сообщила «Комсомольская правда», а обыкновенными магнитными игральными шашками.

— Что показали результаты голосования?

— С матросами экипажа Саблин говорил отдельно. Они поддержали его единогласно.

Всего за предложение замполита, учитывая наше голосование в кают-компании, проголосовали 142 человека.

— Против?

— Только восемь. Они выявились в кают-компании. Из офицерского состава.

— Итог говорит об авторитете Валерия Саблина на корабле.

— Безусловно. Только это сказать — значит сказать мало. Это говорит об уважении.

— При всем при том, что замполиты в армии и на флоте сверхособенной «любовью» подчиненных обыкновенно похвастаться не могут.

Пьяных на корабле не было (хотя это и пытались потом «навесить» экипажу), да и не могло быть. Все без исключения понимали важность и ответственность момента. Старший лейтенант Булат Саидов произнес, что самое главное, чтобы на корабле был полный порядок. Несогласным офицерам корректно объяснили, что их временно поместят в одном из помещений корабля. Они ответили утвердительно, не оказав ни малейшей попытки сопротивления. С другой стороны, их никто не принуждал насильственно, не обыскивал, не отбирал оружие и уж тем более не заламывал руки и не связывал кисти. «Сенсационное» утверждение, что это делалось под дулами автоматов, — ложь. Как и то, что старший матрос Александр Шеин был ранее судим. У нас не было никого ни с девятью классами, ни с уголовным прошлым. То же самое относится и к якобы имевшей место иезуитской ловушке Саблина для наивно-легковерного командира.

— Даже фамилию которого «Комсомольская правда» называет неверно.

— Мы снялись, развернулись и пошли Даугавой. Без лоцмана, без штурмана. Штурманские обязанности исполнял лично Саблин. Не обошлось без предателя — лейтенант по концу перебрался на бочку, а оттуда на подводную лодку.

Между тем «Сторожевой» жил обычной жизнью и обычным расписанием. По внутренней трансляции передавалось записанное на магнитную пленку обращение Саблина к морякам.

— Виктор, очень важный вопрос — почему «Сторожевой» ни разу не использовал свое бортовое оружие?

— Сразу же после парада на Даугаве мы готовились идти в док в Лиепаю. Весь боезапас был полностью разукомплектован и выгружен.

— Значит, «Сторожевой» был полностью безоружен?

— Да. Но даже если бы боекомплект был на борту, неужели вы думаете, что у советского военного моряка поднялась бы рука на соотечественников? И пусть не будет упрощенного восприятия, что достаточно, мол, Саблину было провести митинг, как все сразу, не думая, сказали «за». Мы все уже были готовы к этому. Мы шли на это сознательно. Зная, что у нас нет ни одного снаряда, ни одного патрона. Но это не был заговор обреченных или отчаявшихся. Это было нашим делом, нашей целью, нашим поступком, нашей волей, нашим восстанием.

«Я ИМЕЮ ОТНОШЕНИЕ К ЭТОМУ ПОСКОЛЬКУ. ПОСТОЛЬКУ»

—- О ЧЕМ ВЫ ХОТИТЕ ПО ГОВОРИТЬ СО МНОИ? — спросил контр-адмирал Игорь Иванович ВЕРЕНИКИН.

— О 8 ноября 1975 года в Риге и о БПК «Сторожевой».

— Вы знаете, откуда он при шел в Ригу?

— Разумеется. Из Балтийска.

— Так вот. я имею к нему отношение поскольку-постольку.

— Но вы ведь в 1975-м были старшим морским начальником города Риги7

— Был. Ну и что?

— Кому же, как не вам, обладать полной картиной событий?

— А прошло уже 15 лет — я ничего не помню. Я же вам сказал, я ко всему этому имею отношение поскольку-постольку. И вообще, обратитесь в газеты «За Родину», «Страж Балтики», корреспонденты там, знаете...

— Игорь Иванович, простите, но не кажется ли вам самому странным, что контр-адмирал посылает журналиста к его коллегам, которые от меня отличаются разве что только погонами на плечах?

— У меня совершенно нет никакого настроения с кем бы то ни было беседовать на эту тему. Слышите?!

По горячей взвинченности тона я убедился, что ничего не забыл контр-адмирал Игорь Иванович Вереникин.

ВО-ПЕРВЫХ, приходящий в Ригу корабль вступает во временное подчинение старшего морского начальника Риги, и тот несет за него ответственность. Так что на счет «поскольку-постольку» не получается, даже если тянуть за уши.

Во-вторых, контр-адмирал Вереникин сделал все возможное и невозможное, что бы догнать «Сторожевой». И не только догнать.

Флагманский корабль контр-адмирала стоял в одном строю со «Сторожевым». Сторожевой корабль (СКР), на котором находился контр-адмирал, был уже порядком устаревший, 1959 года по стройки, ходил на мазуте. И пока «поднимал пары», не смотря на понукания и отчаянную погоню, отстал от ВПК. И тогда контр-адмирал приказал открыть огонь. Сериями по четыре из 100-миллиметровых стволов. По безоружному кораблю под одинаковым с ним флагом.

«МЫ НЕ ИМЕЕМ ПРАВА НА ДОСМОТР» -

объяснил мне положение начальник Политотдела Краснознаменного Прибалтийского пограничного округа КГБ СССР генерал-майор Виталий Дмитриевич БУБЕНИН на вопрос о роли морских сил пограничников в подобной ситуации. — Тем более на остановку, задержание и какое-либо вмешательство. Это все — прерогатива ВМФ, так как корабль — его...

— Параллельными курсами со «Сторожевым», обложив его, хотя и на расстоянии, шли несколько военных скоростных кораблей. В том числе и пограничники, рассказывал Виктор Бородай.

И все-таки «Сторожевой» начал отрываться.

«ДА, ЭТО Я ОТДАВАЛ ПРИКАЗЫ»

— Я ЧУВСТВОВАЛ, что вы меня найдете, — подумал вслух бывший командующий авиацией округа, Герой Советского Союза, генерал-полковнин ФЕДОР ИВАНОВИЧ ШИНКАРЕНКО.

— Нет, это не я. Приказы от давал в тот день первый заместитель командующего 30-й воздушной армией БОРИС ИВАНОВИЧ ГВОЗДИКОВ.

— Да, это я отдавал приказы, — сообщил Гвоздиков. — Но никакие интервью давать не буду!!!

ПРОКАЖЕННЫЙ ОРДЕН

— МОЯ ДОЛЖНОСТЬ ТОГДА? — переспросил Владимир Павлович ПОЖОГИН: — Ну что ж... Командир отдельного дивизиона связи радиотехнического обеспечения полка фронтовой авиации. Звание — подполковник.

Мы стояли под Тукумсом. Полк дружный, с традициями, опытом. Воевали в Северной Корее. Так что новенькие тогда «Су-24» одними из первых в армии доверили нам.

8 ноября 1975 года ранним утром объявили боевую готовность. Подняли первое звено, второе, третье. Я находился с командиром полка. Все время, до окончательного возвращения «сухих». Слушал все переговоры. А потом мы несколько раз прокручивали пленку. По сантиметру.

Заходили на него по трое. С кормы. Высота — 400 метров, скорость самолетов — 750 — 800 максимум. Так что, если бы он... Так бы в воду все трое и вошли. И не один раз. Вообще в открытом бою такой корабль способен «выключить» от шести до девяти атакующих самолетов. Без надрыва. Прежде, чем его... Но он... Клали по курсу.

— Предупредительные болванки? — спросил я с внутренней надеждой.

— Нет. Фугасными бомбами по 250 килограммов каждая. Но по курсу — это сперва.

— А что на командном пункте?

— Командир — командующему, тот держал связь с главкомом авиации маршалом Кутаховым, тот — Гречко, тот — самому. Такой сверх-спешки не помню за всю службу. Суеты, лихорадки. На последний заход пошел лучший летчик полка — капитан Паротиков. Ведомые — Потапенко и Буланцев. Паротиков повредил ему винт и руль. Тот закрутился на месте, потеряв ход, начал описывать циркуляцию. Паротиков на аэродроме выбрался из самолета весь серый. Вскоре его орденом наградили. За ювелирное бомбометание. Но он его ни разу не надел. Но это еще не все. На него ведь «Ту-16» из-под Шяуляя бросили. Стратегические, с самым страшным, что только есть, — водородным оружием.

Андрей МАЙДАНОВ, спец. корр. «СМ».

(Окончание следует.)