(Газета "Советская молодежь" (12.03.1990))
(Окончание, начало в №№44, 45)

Виктор Бородай:

— Нас обстреляли и из пулеметов. Хотя по развороченным пробоинам это что-то большего калибра. Были пробиты труба, гальюны левого борта, левый борт. Мы накренились на правый борт. Счастье, что экипажа на палубе не было. Для одного дня это было слишком много...

«А ЕСЛИ БЫ ПРИКАЗАЛИ БОМБИТЬ РИГУ?»

— ПО СИГНАЛУ ТРЕВОГИ я побежал на командный пункт, — вспоминает подполковник-инженер Владимир Алексеевич ЧЕБЫКИН. — Это заняло от силы минут 10 — 12. От квартир комсостава до КП недалеко. «МиГи» уже поднимались в воздух. Через 40 минут весь истребительный полк был в воздухе. Весь.

— Вам сообщили координаты?

— Самое чудовищное. Что нет. Было просто приказано немедленно подняться в воздух. Но в надморье мы не совались, барражировали, крутились невероятной каруселью над городом. Это была каша. Мы уже знали, что взлетели «Су» и подняты «Ту». Еще не хватало столкнуться с кем-нибудь в воздухе. К тому же, что истребители могли бы с , ним сделать?.

Переговоры по радио, во­преки всем правилам и порядку, шли открытым текстом, без кода. «Видишь?» — «Вижу». — «Бей!».

Только очень вас прошу, не думайте, что лётчики, это... Через несколько дней — к нам в полк приехал генерал в форме общевойскового, но в общем... Провел с нами длинную вразумляющую беседу об уставе, долге, патриотизме. А один наш командир эскадрильи спросил его: «Товарищ генерал, а если бы приказали бомбить Ригу?».

— И что он ответил?

— Ничего. Только пожевал губами.

«ЖАЛЬ, ЧТО ВАС НЕ ПОТОПИЛИ!»

— ВАЛЕРИЯ САБЛИНА ранил командир?

— Да, из пистолета, - Виктор Бородай сцепил пальцы на колене заброшенной на ногу ноги, сосредоточился.

— И попал в ногу. Хотел ранить или же промахнулся?

— В голову стрелять всегда легче. Командир не хотел убивать Саблина. Может быть, в глубине души чувствовал...

— Что Саблин прав?

— Может быть. Не хотел выглядеть преступником в собственных глазах. А с друой стороны, надо было показать, что не бездействовал. А может быть, сам Саблин тодарил ему эту возможность, спасая.

— «Сторожевой» подцепили на буксир. Но до этого…

До этого катера высадили нам «морпех» с «калашниковыми» наизготовку. Никакого абордажа не было. Завели в ходовую рубку — «Руки на стенку!». Часа три так и простояли. Затем срочно перебросили нас в Ригу. Меня на ракетном катере.

Следователи в КГБ были в штатском, недовольные своим «выдергиванием» из-за обильных праздничных столов. Мой первый следователь на первом допросе объявил: «Жаль, что вас не потопили!». Ответы их не интересовали.; Как и свои же вопросы. Нам всем сразу стало ясно, что все подгоняется под простую схему «142 дурачка-губошлепа подбил на измену враг народа прямо из пеленок Валерий Саблин». Они хотели выбить из нас любой материал. Но только против Саблина и только обливающий его грязью, только компрометирующий, только очерняющий. Любой ценой. И выбивали... А то и просто писали за нас показания сами...

ДВА САМОЛЕТА «ЖЕЛЕЗНЫХ МАСОК»

БЫВШИЙ начальник отдела Рижского военно-морского гарнизона капитан второго ранга Витольд Гаврилович ЮДИН от встречи отказался: «Я свое получил. С меня хватит. Знаю я вас, журналистов. Вы меня совершенно расстроили».

Бывший офицер отдела, капитан 3-го ранга Валентин Дмитриевич ДУДИН:

— «Сторожевой» притащили в Ригу. Корма была значительно разворочена, крен. Экипаж рассредоточили следующим образом. Матросов — в Ворошиловские казармы. Офицеров тотчас с берега доставили на угол улиц Ленина и Энгельса, в республиканский' КГБ. Допрашивали всю ночь.

Рано утром девятого ноября всех офицеров и мичманов «Сторожевого» привезли на аэродром. Два «Ан-24» вылетели на Москву. Нам, офицерам особого отдела, вменили в обязанность сопровождать арестованных. И только. Категорически запрещено было обменяться хотя бы полусловом. Рассадили так: офицер со «Сторожевого», а рядом — сопровождающий. Все арестованные о наручниках.

— А Саблин? '

— Его посадили впереди. Между двумя. Единственный, .на ком не было наручников. Тяжело, опирался на костыль. Лицо измученное. Невыспавшийся. Побриться не дали.

— Что произошло в Москве?

— Машины московского КГБ встретили самолеты буквально дверь в дверь. Их сразу же увезли. А нас так же молча через, несколько минут отправили обратно в Ригу.

«И ЗАПОМНИ: НИЧЕГО ЭТОГО НЕ БЫЛО!»

— МОИМ следователем в Лефрртово стал Хвостов, - рассказывал Виктор Бородай — А соседом по камере валютчик Толик Иваницкий. С «подельниками», используя тюремный жаргон, не сажали специально.

— Как проходило следствие?

— Первые два месяца над нами висела самая страшная статья, какая вообще только может быть, - измена Родине. Исход ясен. Потом статью изменили на «групповое неповиновение». Стало немножечко легче.

— Сколько всего времени вы провели в тюрьме?

— До 20 марта 1976 года. А потом разжалован в матросы и, так сказать, демобилизован. Из комсомола — автоматически. Но потом, кстати, я снова в него вступил. И вышел позже. Сам. По убеждению. Не люблю, когда меня выгоняют.

Виктор задумчиво листает свой военный билет. Неожи­данно улыбается.

— Да, мне выдали жалованье за те 5 месяцев.

— Сколько?

— Что-то около 700 рублей.

— А потом было трудно? — мне хочется сформулировать вопрос как-то иначе, мягче, не занозистее. Но он прекрасно Меня понимает и, идя навстречу, отвечает сам.

— Дал подписку о неразглашении. Комитет тоже, не та организация, которая любит трепаться. Жил, работал. Меня никто моим прошлым не попрекал. Да, в принципе, никто его и не знал. Однако когда призывался на военные сборы — вместо положенных 45 дней провел на них всего несколько.

«Возвращайся, — говорят. — Нам здесь такой не нужен». Видимо, на нужной странице кто-то открыл личное дело.

И еще. Не помню, чтобы кому-то я обмолвился, но находит меня человек из комитета и спрашивает: «Что это ты о том болтаешь?» — «Да нет, что вы». — «Так вот, работаешь себе и давай работай. И запомни: ничего этого не было!».

БЛУЖДАЮЩИЕ «ЗВЕЗДЫ». ИЛИ «ДО-СВИ-ШВЕЦИЯ»

История развивается как будто по одному сценарию.

Броненосец «Князь Потемкин-Таврический» по высочайшему приказу был переименован в «Святой Пантелеймон».

После восстания.

Крейсер «Очаков» по высочайшему приказу был переименован в «Кагул».

После восстания.

Большой противолодочный корабль «Сторожевой» по указу сверху был переименован, перенумерован, переукомплектован, подлатан-перелицован и отправлен служить на другой флот.

После восстания.

Что было дальше?

Капитан 3-го ранга Валерий Михайлович Саблин был расстрелян 3 августа 1976 года.

Заместитель начальника Генштаба в 1975 году Сергей Федорович Ахромеев в 1979-м, «афганском», году станет генералом армии, кандидатом в члены ЦК КПСС в 1981-м, Героем Советского Союза в 1982-м. В тот же год вторую Звезду Героя Советского Союза получит главнокомандующий ВМФ СССР Адмирал флота Советского Союза Сергей Георгиевич Горшков. Начальник Главного политического управления СА и ВМФ генерал армии Алексей Алексеевич Епишев будет удостоен Золотой Звезды в. 1978 году. А тогда, через самое краткое время после восстания на «Сторожевом» спецрейсом вместе с Горшковым прибудет военным самолетом в Ригу — разбирать и выяснять, свидетелем этого станет офицер Михаил Щекатуров. Только сообщив мне это, он откажется рассказывать дальше: «Многие еще живы. Не хочу, знаете».

У меня язык не повернется упрекнуть Щекатурова в робости или тем более боязни. Семнадцатилетним мальчишкой, в первый свой боевой вылет в небо освобождаемой Латвии он сбил «мессершмит», хотя ас «люфтваффе» именно его наметил своей добычей. В семнадцать лет — боевой орден. Очевидно, дело в другом. Неуверенности — порождении сегодняшнего дня. Как сказал один мой собеседник-офицер: «Сегодня — Горбачев и гласность. А через месяц?».

У Генерального секретаря ЦК КПСС и пр. пр. пр. Леонида Ильича Брежнева Звезды Героя Советского Союза вообще дышали друг другу в затылок — 1976 год, 1978, 1981-й...

Однако я не звездочет. В Риге, поближе к земле, одновременно, после 8 ноября 1975 года, они просто посыпались. Но не сверху, а вниз. С погонов.

Сняли «звезду» с погонов начальника штаба капитана 2-го ранга Валентина Семеновича Власова и перевели в Лиепаю с понижением. Столь тщательно рассчитанный выстрел командира «Сторожевого» «графа» Потульного не оправдал себя — капитан 2-го ранга Потульный стал каптретьрангом. Целый год писал ходатайства о восстановлении. Добился. Но с карьерой, да и со службой пришлось вскоре расстаться.

То же самое и с начальником особого отдела Витольдом Юдиным.

Контр-адмирал Вереникин так и остался в контр-адмиралах.

Не вынесли стремительные самолеты намного вверх и Бориса Ивановича Гвоздикова.

Оказывается, не так уж все повторяется в истории. Мичман В. А. Яновский по концу спустился в воду, сбегая от «очаковцев», в ноябре 1905 года, подобрал его тогда старшина Антон Сирченко. «Верноподданных» предателей хорошо наградили.

НУ А СБЕЖАВШЕГО ПО КОНЦУ со «Сторожевого» лейтенанта не поощрили. Как и того, кому он первому сообщил (донес) о «бунте». Более того, последний лишился партбилета.

Оба поступили так, как их воспитала система. Они доложили правду по инстанции, что команда «Сторожевого» восстала против режима, а «верхам» нужна была только измена Родине. Вот и все. Во времена второго Ильича, ведущего страну к коммунизму и глубоко уверенного в том, что народ его любит и боготворит, не могло быть и речи о каком-то недовольстве, а не то что о восстании на военном корабле.

«Шведский» или «датский синдром» «Сторожевого» был жизненно необходим тогдашней упивавшейся своей властью кремлевской верхушке и ее приспешникам в армии и на флоте. Иначе рушилась сама система.

И «До-сви-Дания» и «До-сви-Швеция» (по выражению классика) остались за кормой «Сторожевого». Он шел в Ленинград и мог стать второй «Авророй» нашего века.

ЦАРСКАЯ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ, ЖАМКАННЫЙ САПОГ И НАШИ ЯСТРЕБЫ

При всем цинизме и хорошо читающейся в приказах Николая Второго неприкрытой злобе по делу «потемкинцев» («Жестоко наказать», «Судить самым скорым полевым судом», «Приговор привести в исполнение перед всей Эскадрой и городом Одессой») надо отдать ему палаческое должное — монарх-палач брал все-таки ответственность на себя.

О восстании «Сторожевого», пусть даже в короткой и искаженной форме, не появился приказ по флоту - беспрецедентный случай в истории ВМФ.

У Валерия Саблина отняли, таким образом, даже право на казнь над ним.

Произошло убийство. Попросту кончили.

Причем поспешно. Стирая следы и память. «Не было ничего этого».

Так надо ли удивляться нежеланию чинов говорить о «Сторожевом», их неприятию Саблина и даже злобе по отношению к нему? Ведь именно он, Валерий Саблин, остановил их продвижение в следующий, еще более высокий чин, не дал большой власти с обозримым временем превратиться в гигантскую, заморозил на месте их уют, сделал невозможной роскошь. Не нужен был идейный замполит на этой торной дороге.

А как же долг?

«Но глухи были господа офицеры, слишком прочно сидела в них боязнь за свою карьеру, слишком слабо было в них чувство долга».

Это слова не Валерия Михайловича Саблина, а лейтенанта Петра Петровича Шмидта.

Около Верховного Совета Латвийской ССР я встретил мальчишку, который держал в руках плакат — военный мундир, а вместо головы — жамканный тупоносый сапог. Далеко не остроумно. Можно сказать, что, мол, не от большого ума держит этот плакат мальчишка. Только вопрос, а много ли, со своей стороны, потратило сил общество, чтобы был у него этот ум?

Сейчас в армии и флоте стало привычным видеть зуботычины, мрак дедовщины, презрение старших чинов к младшим по званию, расхлябанность. Более того, армию — всегда плоть от плоти народа, начали расклинивать с ним, всучивая ей несвойственные ей карательные функции.

Так что не случайно появился в руках подростка этот, шокирующий сперва, плакат.

Но. Этот очерк не против армии и флота, а в их защиту. Потому что армия и флот — это отнюдь не одно и то же, что представляет из себя верхушка, традиционно именуемая военно-промышленным комплексом. И у нас есть его хищные ястребы. Именно против них и направлен этот рассказ.

А у армии и флота лучшими традициями всегда были, есть и, верю, будут честь, достоинство, совесть. Эти традиции стирают не кто иной, как те же самые вечно ненасытные ястребы. «Выполняя преступные бюрократические предначертания, они отворачиваются от народа», — говорил о таком офицерстве лейтенант Шмидт.

Стирают замалчиванием, перевиранием, сокрытием.

Поэтому я не хочу, чтобы правда о «Сторожевом» была вечным небытием, Лучшие качества офицера военно-морского флота унаследовал потомственный моряк Валерий Саблин. Не растерял. Не уронил. Не продал за «звездочки».

КИЛЬВАТЕР НЕПОБЕЖДЕННЫХ

«Жизнь каждого принадлежит Отечеству», — определил адмирал Нахимов. И. пал на суше, заплатив за отстаиваемый Севастополь пробитой вражеским снайпером головой.

«Я знаю, что столб, у которого встану принять смерть, будет водружен на грани разных исторических эпох нашей Родины!» — заявил лейтенант Шмидт.

ВО ВРЕМЯ СУДА НАД ШМИДТОМ И ЕГО СОРАТНИКАМИ плакали судьи и конвоиры, один из самых известнейших адвокатов того времени заявил, что он счастлив, что ему выпала высокая честь защищать великого лейтенанта России. Шмидта царь приговорил к пoвешению, но во всем Севастополе не смогли найти удушителя. Вынужденно заменили петлю расстрелом.

Расстреливали Шмидта с товарищами матросы-новобранцы на острове Березань. В спину расстреливающим целились солдаты, специально подобранные палачами в генеральских погонах. Мало этого, на расстрел-отряд были в упор наведены орудия канонерки «Терец». Саванов не надевали. Многие матросы опускали винтовки, несколько упали в обморок, офицеры не могли выйти из растерянности. Скомандовавший «Огонь!» лейтенант Михаил Ставраки упал на землю, закрыв лицо руками.

Все мы в 1975 году, узнав о «Сторожевом» и о том, что Саблин с товарищами изменили Родине и хотели уйти в Швецию, поверили в эту чудовищную ложь и верим до сих пор, потому что нам об этом сказали сверху, «оттуда». Что не удалось царизму за сотни пет, удалось Сталину и его последователям — низвести народ до всеобщей покорности смотрящего снизу в рот своим оракулам. Я уверен, что мы только тогда вновь возродимся как великая нация, когда научимся плакать, теряя своих героев.

«Я имею в виду не жизнь сытого мещанина, а жизнь светлую, честную, которая вызывает искреннюю радость у всех честных людей», — написал капитан 3-го ранга Саблин.

Я не знаю, где его расстреляли. Никто не сможет сказать, о чем он думал перед этим. Он сделал больше, чем смог, унеся с собой тайну организации, никого не выдав, не предав себя.

Ему и его экипажу должен быть сооружен памятник.

Думаю, что на суше. Но обязательно у моря. Балтийского. В Риге. А у корабля должно быть восстановлено его прежнее имя — «Сторожевой».

А в кильватере броненосца «Потемкин» с облепленным матросами носом идут, разрезая мощные волны годов, миноносец № 267, горящий крейсер «Очаков», миноносец «Свирепый», миноносец № 270...

И большой противолодочный корабль «Сторожевой».

Андрей МАЙДАНОВ, спец. корр. «СМ».
Сентябрь 1989 года — март 1990 года.