(Журнал "Смена" №24/1985)

Эти интервью я брал в аэропорту, в гостинице, за сценой в перерывах между концертами, на улицах города – куда «забрасывали» меня итальянские артисты Пупо и Марина Фиордализо. Есть исполнители, старательно творящие вокруг себя легенду, есть и такие, кто окружает себя таинственным флером, третьи возносятся столь высоко, что малейшее критическое замечание воспринимают, как укол шпаги. Марина и Пупо – люди, открытые миру, необыкновенно простые, прямые, доброжелательные и незаносчивые.

Итак, давайте поближе познакомимся с нашими итальянскими гостями и вместе попытаемся понять, что же они за люди, поскольку это, наверное, не менее интересно, чем прослушивание их музыки.

«ПРЕКРАСНЫЙ МИГ Я ПЕРЕЖИЛ»

Вот что сказал о Пупо его импресарио, синьор Пьерфранко Андреани: «Десять лет назад Пупо наделал много шума. Но это был другой Пупо, Пупо-малыш. Сейчас он повзрослел и меняется просто на глазах. Мы называем его «наш маленький гений» за страстную приверженность стилю традиционных итальянских канцон. Таких исполнителей, как Пупо, у нас немного, он входит в элиту нашей эстрады и является певцом «категории А», как у нас говорят, то есть высшего класса».

— Пупо, а если бы вы не умели петь, стали бы актером?

— Да, и надеюсь, что когда-нибудь мне представится возможность попробовать свои силы в хорошем фильме. В кино я еще не снимался, а вот с телевидением сотрудничаю постоянно. Увы, мой экранный образ резко отличается от моего реального внешнего вида, и сниматься в ТВ-программах мне нравится все меньше и меньше. Точнее, нравилось бы, если бы не было столь жестких временных рамок: 3 минуты — и «Кто следующий»?

— Вы копировали кого-нибудь?

— Многих. В основном итальянцев: Клаудио Бальони, Лучо Баттисти, ну и «Битлз», конечно. На этой музыке я вырос. Я сын музыкальной эпохи 60-х годов.

— А в раннем детстве у вас был кумир?

— В детстве я сходил с ума от Джанни Моранди. Тогда я еще не думал, что стану певцом, но в мечтах я уже был им. Я полагал, что это страшно привлекательно и соблазнительно — иметь успех у публики. На самом деле реальная жизнь оказалась гораздо менее фантастичной, чем та, что я рисовал в своих снах. Увлечение Моранди было скоротечным. Я до сих пор считаю, что иметь идола в искусстве вредно. И вообще я отношусь к категории тех людей, которые не умеют преклоняться даже перед очень достойными людьми...

— Считаете ли вы, что в карьере певца наступает момент, когда ему больше не нужно слушать музыку других исполнителей?

— Нет, для меня это невозможно. Наоборот, артист всегда зависит от своих коллег. Но рано или поздно наступает другой момент — когда ты чувству ешь себя свободным от мнения других. Не как артист, а как человек. И этот прекрасный миг я уже пережил.

— Скажите, Пупо, а вы когда-нибудь заглядывали лет на 20—30 вперед? Не кажется ли вам, что ваш сценический образ будет выглядеть несколько смешным?

— Если вы имеете в виду Пупо в значении «дитя», «малыш», то вы правы. Когда у тебя выпадут волосы и ты потеряешь зубы, пытаться сохранить детское выражение лица — занятие глуповатое. Я, быть может, поменяю псевдоним или буду выступать под своим настоящим именем, Энцо Гинацци. Возможно, это не понравится любителям моей музыки, не знаю. Всю жизнь быть певцом я не собираюсь. Когда я пойму, что мне пора уходить, я уйду. Хотя самому судить о себе сложно. К счастью, у меня есть трезвые друзья и коллеги, которым я доверяю, и если они в один ужасный день скажут мне: «Пупо, ты смешон!» — в тот же час я уйду из эстрады.

— Как вы начинали?

— Когда мне было 14 лет, я разбился на мотоцикле и полгода провел в больнице, причем не мог даже разговаривать. Поневоле должен был чем-то заниматься и научился играть на гитаре. А однажды я увидел следующее объявление в газете: «Если вы не собака и у вас есть что сказать или спеть, приходите...» Так я попал на студию. За 11 лет работы записал 10 долгоиграющих пластинок. Некоторые из них были «золотыми».

— На какие вопросы вы не любите отвечать?

— На те, которые нравятся читателям. Мне кажется, что на все вопросы такого рода я уже ответил.

— Тогда какова нынешняя ситуация в итальянской эстраде?

— Неблестящая. Наши лучшие исполнители— «Рикки э Повери», Тото Кутуньо, Умберто Тоцци, Риккардо Фольи и другие — не пользуются сейчас таким успехом, как раньше. Нам приходится конкурировать с англо-американской продукцией, наводнившей наш внутренний рынок и дискотеки. Как ни странно, наши песни более популярны за рубежом, нежели в Италии. Но это не может длиться вечно.

— В чем, по-вашему, разница между рок-музыкой и итальянской эстрадой?

— Я люблю любую музыку, особенно хорошую. Я отзывчивый слушатель, и нельзя сказать, что мне нравится только собственная музыка. В юности я играл в группах, играл вещи популярного в то время ансамбля «Дип Пёрпл», так что с рок-музыкой я знаком неплохо. Разница между роком и эстрадной музы кой большая. Итальянскую эстраду не волнует момент возбуждения, «завода» публики, без которого немыслима рок-музыка англо-американского образца. Наши песни гораздо проще, их можно петь под акустическую гитару и в компании друзей, в кругу семьи. К тому же итальянские слова не приспособлены для рок-музыки, они не «свингуют», не ложатся на «рваную» музыку. Вообще рок-музыка — это музыка молодых, а молодежь бескомпромиссна и требовательна. Если говорить об итальянском роке, то если он и существует, то лишь в интерпретации Джанны Наннини. Мне не всегда по душе ее музыка, но сама Джанна правдива и достоверна всегда.

— Что для вас первично: текст или музыка?

— Стихи. Я часто беру в руки гитару и задумываюсь над тем, что вижу и что со мной происходит. Если у меня хорошее настроение, рождается что-то типа «Она как шоколадное мороженое», а если грустное — пишется нечто серьезное, медитативное. Послушайте, я прочту вам один свой стих, для меня важный, ибо он о равнодушии, а эта проблема меня беспокоит и угнетает...

Я всю тебя хочу понять:
Все перепады настроений,
Мелькающих в мгновенной смене
Дней, что бегут поспешно вспять.
Твой дикий нрав принять могу:
Я сам из этого же теста,
Мы все такие повсеместно
И даже любим на бегу.
А если... если ты меня
Разлюбишь, я пойму и это:
Уставлюсь в свежую газету,
От боли прессой заслонясь.
Но не приму я никогда
Твое бездушье, ибо все же
В любви мы не были похожи
На изучающие шпалы,
Бесчувственные поезда.
Нас всех бездушье убивало...

Вообще-то я пишу мало, лишь когда испытываю подъем — от встречи с человеком или от необыкновенной ситуации. Самое замечательное мгновение для меня — миг рождения песни, его я предпочитаю всему: концерту, работе в студии...

— А успех как-нибудь повлиял на вас?

— Головы он мне не вскружил. Я продолжаю общаться с теми же друзьями, жить в том же городе, в том же доме, с той же женой. Я совершенно обычный парень. Иногда я себе симпатичен, иногда невыносим...

— Я представляю молодежный журнал, поэтому хочу спросить: какие проблемы заботят молодых итальянцев?

— Хотя мне уже 30, я все еще причисляю себя к молодым людям, и проблемы молодежи касаются и меня. Молодежь хочет достичь всего сразу, немедленно. А нахрапом ничего достичь нельзя. Отсюда драма. И общее разочарование в жизни. И ошибки. И пороки, среди которых главный — наркомания. Я думаю, что наша молодежь недовольна тем местом, которое занимает в обществе. И вина за это лежит не только на нас, но и на старших поколениях.

— А что значат для вас деньги?

— Деньги — штука обременительная и в больших количествах особенно опасная.

— Трудно быть звездой?

— Не знаю, потому что я не звезда. Я человек.

— Что вам не нравится в людях?

— Все то, что никому не нравится: лицемерие, лживость, жадность. Не нравятся люди, готовые идти по трупам ради достижения своей цели. И не нравятся люди, гоняющиеся за призрачной мечтой. К несчастью, сам я слишком самоуверен.

— Что бы вы пожелали зрителям в новом году?

— Я хочу, чтобы между нашими странами крепла дружба, а призрак войны, которого я ужасно боюсь, растаял как дурной сон, — это главное мое пожелание.

«ПОЮ, ЗНАЧИТ, ЖИВУ»

Давайте еще раз прислушаемся к авторитетному мнению синьора Андреани: «Марина Фиордализо — довольно молодая певица, стаж ее профессиональной деятельности равен всего лишь четырем годам, однако за это время она уже успела четырежды выступить в Сан-Ремо, полюбилась публике и произвела впечатление на музыкальных критиков. На мой взгляд, Марина — одна из лучших, если не лучшая певица из волны новых исполнителей 80-х годов».

...Позади более сорока концертов в нашей стране. Не заезжая в Италию, прямо из Москвы Марина отправится на гастроли в Мексику. Когда позвонила домой, в Милан, ее 13-летний сынишка печально сказал в трубку: «Мама, а ты меня узнаешь?»

Вот что сказал о Пупо его импресарио, синьор Пьерфранко Андреани: «Десять лет назад Пупо наделал много шума. Но это был другой Пупо, Пупо-малыш. Сейчас он повзрослел и меняется просто на глазах. Мы называем его «наш маленький гений» за страстную приверженность стилю традиционных итальянских канцон. Таких исполнителей, как Пупо, у нас немного, он входит в элиту нашей эстрады и является певцом «категории А», как у нас говорят, то есть высшего класса».

— Марина, многие наши любители музыки полагают, что вы «чистая» исполнительница. А ведь вы сочиняете музыку, не так ли?

— Да, вместе с моим продюсером и композитором Энцо Малепассо.

— Неужели это тот Малепассо, который как исполнитель занял второе место в Сан-Ремо-80 вслед за Тото Кутуньо?

— Да, тот самый. Но Энцо больше не поет.

— Что-нибудь случилось с голосом?

— У него никогда его не было,— врывается в беседу зашедший в комнату Пупо. — То, что он бросил петь, — самый его весомый вклад в итальянскую эстраду... Кстати, на том фестивале я был всего лишь третьим...

Проговорив все это, шутник Пупо исчез так же быстро, как и появился.

— Марина, а что вам помешало победить в Сан-Ремо?

— Об этом лучше спросить организаторов фестиваля... Знаете, я не люблю быть первой. По-видимому, я не лидер по натуре. Когда я тихо-мирно выступала с песней «Моя подруга луна», я догадывалась, что это шлягер, но что первого места мне не видать все равно. Так оно и случилось.

"Надеюсь, что советские телезрители увидят меня на будущем фестивале в Сан-Ремо, где я собираюсь принять участие, но только в том случае, если устроители пойдут на уступки и пригласят большой оркестр: надоело открывать рот под фонограмму. Сан-Ремо превратилось в конкурс фонограмм различных студий грамзаписи, а не в состязание певцов. Я хочу выступать «живьем»...

— Вам доводилось выступать перед враждебно настроенной публикой?

— О, сколько раз! За один летний сезон я даю в Италии примерно. 80 концертов. Это много, очень много. И два-три раза обязательно наталкиваешься на неприятие, на враждебное к тебе отношение. Впрочем, может быть, дело не в аудитории, а во мне самой? Я ведь тоже человек, могу плохо себя чувствовать, быть усталой и не выло житься на все сто. А публика это сразу замечает, мое раздражение тотчас передается ей. Да, от публики многое зависит. Я знаю исполнителей, которых в свое время «обстреливали» картошкой и которые все-таки выстояли, поскольку твердо верили в себя, в свое предназначение.

— Скажите, как же вам с Энцо удается сочинять музыку вдвоем?

— Сочинять — громко сказано. Когда мне приходит в голову мотив, беру гитару и наигрываю что-нибудь под «ля ля-ля». Энцо записывает ноты, обрабатывает и аранжирует мелодию. Таким вот образом мы написали песню «Ангел мой», которую я посветила моему сыну, и все вещи моего последнего, третьего по счету альбома.

— А кто пишет песенные тексты?

— 49-летний поэт Луиджи Альбертелли.

— Сами вы стихов не пишете?

— Никогда. Поэтом надо родиться. Впрочем, своим неписанием текстов я оказала нашей эстраде большую услугу.

— О чем же нравится петь?

— О любви! Но не о любви вообще, абстрактной какой-нибудь, и не декламировать: «Я тебя люблю, я не люблю тебя». Мне нравится, когда речь идет о любви и как бы не о ней, а о жизни. Сейчас поясню: предположим, сижу в кафе, пью кофе, раздается стук дверцы машины, открывается дверь — и...

— Понял: нужны конкретные детали, подробности...

— Вот-вот, мелочи повседневья. Только на самом деле это никакие не мелочи, в песне они вдруг оживают, становятся реальными. Лишь для тех, разумеется, кто влюблен.

— Если бы любви не существовало в природе, о чем бы вы пели?

— Как это так не существовало?! Я бы ее выдумала!

— Вы подражали кому-нибудь?

— Моя любимая певица—Элла Фитцджеральд. Она останется в веках. Я знала, что никогда не смогу петь, как она, поэтому сразу для себя решила, что подражать ей бессмысленно. Как и всем остальным.

— Когда поет Берте, поражает ее экстравагантность и хрипотца, в Донателле —эксцентрическая манера поведения, в Наннини — пронзительность. А ваш сценический образ, он какой?

— Мой сценический образ — обыкновенная, нормальная женщина. Которая любит петь. Не рок, не джаз — обычную эстрадную песню. Итальянскую!

Единственное, чего я добиваюсь, чтобы зритель мне сопереживал и чтобы у него хоть раз мурашки по коже пошли. Хоть разочек!

— Вы задумывались над тем, что будете делать лет через 20?

— Петь! И в восемьдесят один год я буду делать то же самое — петь!

— Старушка подойдет к микрофону?

— Конечно! Если сохранится голос. А если серьезно... Если я не буду петь, жизнь потеряет для меня смысл. Не для красоты слога говорю — я буду петь, пока живу!

— Вы верите в свою удачу?

— До сих пор меня мучают сомнения: а вдруг я поймала чью-то чужую удачу, а?

— Что вы скажете о проблемах итальянской молодежи?

— Проблема номер один — наркотики. Потом безработица, преступность. Проблем множество. Даже на уровне той же школы: многим учителям не мешало бы самим сесть за парту.

Огромна проблема одиночества. В отношениях между мужчиной и женщиной до ужаса мало нежности. Молодые растут эгоистами, холодными людьми, не верящими в брак. Женщина подстраивается под мужчину, хотя все должно быть как раз наоборот. Я несколько старомодна, но думаю, что женщина все же должна быть более заботливой, тогда и мужчина пойдет на уступки. Увы, настоящих мужчин становится все меньше и меньше.

— Кою вы знаете из советских эстрадных исполнителей?

— «Миллион, миллион, миллион алых роз...» Приятная мелодия.

— Марина, можно задать «нескромный» вопрос: есть ли у вас недостатки? На мой взгляд, их нет. А на ваш?

— Я сангвиник со всеми вытекающими отсюда последствиями. Взрывоопасна, быстро завожусь. Вообще у меня много недостатков, например... Нет, я женщина без недостатков. Когда-то, мне рассказывали, они у меня были, а сейчас сплыли. (Смех.) Утром гляжусь в зеркало — недостаток на недостатке! Чуточку подкрашусь — как рукой...

— А достоинства?

— О, «миллион, миллион, миллион...». Шучу. Я обыкновенная женщина, любящая нашу землю, людей и особенно детей. И, как и любой женщине, мне больно видеть, что в мире столько слез и страданий. Если бы могла, уничтожила бы все болезни. Да, одно свое достоинство чуть не забыла — умение петь.

— Вы сказали, что любите людей. Всех?

— Кроме тех, кто лжет.

Александр МАРКЕВИЧ, Фото Сергея ВЕТРОВА