(Журнал "Огонек" №52/1986)
«Уверен, что многие слушатели (и критики!) считают ленинградского автора-исполнителя Александра Розенбаума сочинителем блатных пошлых песенок, «засоряющих» умы молодежи. А между прочим, он — артист Ленконцерта, известный как автор прекрасных и серьезных песен... Так кто же он на самом деле? — спросите вы. Вот я и прошу редакцию подробно рассказать об этом всем поклонникам авторской песни».
Олег КАРЛОВ (Ленинградская область.)
«Все билеты проданы» — такое объявление неизменно появляется у кассы в день концертов Александра Розенбаума. Чем же привлекает этот артист? Многие знают его старые песни по магнитофонным записям из «неопределенных источников». Но его сегодняшнее творческое лицо гораздо более интересно и своеобразно.
В Ленинграде на Невском у театральной кассы я оказался свидетелем не совсем обычного разговора двух молодых людей,
— Смотри, во Дворце Капранова Розенбаум поет! — восхищенно прощебетала девушка.
— А он что, вернулся? — шаря по афише глазами, с недоумением спросил ее спутник.
— Эх ты, темнота! Да он никуда и не уезжал. — В голосе девушки послышалась насмешка.
— Разве?—смутился парень. — А я был уверен, что он давным-давно распевает блатные песенки вНью-Йорке.
После этого диалога молодые люди ринулись было к кассе, но угрюмый голос из окошечка изрек, как отрезал: «Все билеты проданы!»
Признаться, в доме, где мне доводилось слушать магнитофонные записи с разудалыми его жаргонными песенками точно так же все считали, что Розенбаум переехал в Брайтон-бич. Иначе какой смысл по знакомству, да еще за деньги, переписывать все эти одесские шлягеры. Но вот однажды в популярной передаче по Центральному телевидению, рассеивая слухи, состоялось выступление А. Розенбаума. Оказавшись в Ленинграде, в первый же свободный, вечер я поехал на его концерт в надежде заполучить лишний билетик. Но там меня встретила плотная толпа. Поразило не столько желание страждущих попасть на концерт, сколько удивительная их разношерстность. Были среди них стриженные под панков юнцы и их ровесницы в пиджаках с чужого плеча. Были и пожилые люди, и солдаты, и моряки с рыболовецких судов, и студенты.
Корреспондентское удостоверение сослужило мне добрую услугу. Через несколько минут я получил возможность с первого ряда слушать и наблюдать за исполнительской манерой ленинградского барда, техникой игры на гитаре — единственной его спутнице в многочисленных, как оказалось, поездках по стране.
Во время выступления А. Розенбаум поет много и выкладывается основательно. От тридцати до сорока песен успевает он исполнить за вечер.
Что за песни звучат со сцены?
Самые разные и по музыкальной интонации, и по гражданской насыщенности, и по уровню доверительности автора. Но равнодушными слушателя они не оставляют. А когда автор исполняет «На дороге жизни» или небольшую балладу «Бабий Яр» — в зале порой слышатся сдержанные рыдания. Причем плачут не только те, кто пережил ленинградскую блокаду, кто прошел войну и потерял в ней своих близких и родных. Плачут и ровесники Александра, не знавшие войны, плачут и совсем молодые слушатели, ибо артист умеет задеть за живое, умеет всколыхнуть в душе те потаенные чувства, которые дают выход наружу вечной и непреходящей народной скорби.
...Слился с небом косогор,
И задумчивы каштаны.
Изумрудная растет трава.
Да зеленый тот ковер
Нынче кажется багряным...
К теме прошедшей войны А. Розенбаум относится со священным сыновним чувством. (К слову сказать, в год 40-летия Победы над гитлеровской Германией он выступал с полуторачасовой программой песен о минувшей войне. Тогда же ездил к воинам, морякам-пограничникам, был нередким гостем в госпиталях у бывших фронтовиков.)
Каждый свой концерт А. Розенбаум выстраивает предельно просто. Исполнив несколько песен и получив за это время множество записок, он ненадолго прерывается и отвечает слушателям.
«Это правда, что вы по профессии врач?»
— Истинная правда. Шесть лет работал на «скорой» и теперь, когда вижу машину с красным крестом, долго смотрю ей вслед.
«Уточните, пожалуйста, наконец, вы одессит или ленинградец?»
— Коренной ленинградец. Родился и вырос на Лиговке.
«А когда вы впервые появились на профессиональной сцене?»
— Шесть лет назад. Сначала играл и пел в рок-группе «Пульс», затем в ансамбле «Шестерка молодых».
«Давно ли выступаете с сольными концертами?»
— С октября 1983 года.
«Ваше отношение к Высоцкому?»
...В концерте на сцене Дворца культуры имени Капранова А. Розенбаум поет несколько песен-посвящений. Три из них — в память о Владимире Высоцком.
— Высоцкий многим из нас открыл дорогу на профессиональную сцену, — признается А. Розенбаум, — и научил нас не только исполнять свои песни, а и бороться за них.
Позже, в гостинице, когда мы разговоримся по душам, он расскажет историю, которая до недавнего времени не казалась столь уж забавной.
— Однажды, — вспоминал Александр, — во время гастрольной поездки по стране, за кулисы пришел скуластенький человечек и, отрекомендовавшись руководителем местного отдела культуры, в категорической форме потребовал, чтобы я исключил из репертуара одну из своих песен. «Почему, — удивился я, — она нравится слушателям, и вы сами были свидетелем, сколько аплодисментов выпало на ее долю...»
— И все же я вам петь ее не разрешаю, — угрожающе сказал визитер.
Я был ошарашен. Песня была безупречна в гражданском отношении, да и музыкальных огрехов особых в ней не наблюдалось. И вдруг на тебе, «категорически запрещаю!».
— В таком случае,— вспылил я, — напишите это на бумаге, и я, даю слово, никогда больше ее не исполню.
Он поспешно ретировался, и мы не виделись с тех пор. А я продолжал исполнять ту песню с еще большим чувством, чем прежде...
Многими своими песнями А. Розенбаум обнажает укоренившиеся пороки в отношениях между людьми: лицемерие, угодничество, страх перед истиной и «величием зла».
— Он умеет говорить со слушателями о том, что волнует их, на простом, доходчивом языке, — делился после концерта своими впечатлениями летчик из Нарьян-Мара Виктор Удачин. — Нам, летающим в Заполярье, часто приходится зависеть от погоды. Иной раз неделю сидишь в гостиничке, а уж какие на Севере «отели» —сами знаете, за окном непроглядная тьма, да и на душе не светлее. И тогда берешь гитару, вспоминаешь розенбаумовский «Вальс на Лебяжьей канавке» или его же «Налетела грусть», неприхотливого «Извозчика», и вроде бы прояснилась на сердце погода...
Ему подражают многие начинающие молодые авторы-исполнители, но он не претендует на роль лидера. Он мечтает с еще большей откровенностью говорить со зрителями о том, что заботит их сегодня, что мешает чувствовать себя в этой жизни более счастливыми.
— Я довольно часто езжу по стране, — говорил Александр. — Сотни пустующих по вечерам клубов встречались мне на пути, десятки прекрасных дворцов культуры. И это при том, что у нас есть великое множество талантливых, самобытных исполнителей, которые жаждут встречи со своими слушателями и готовы хоть на край света лететь ради творческого общения с ними. Но, увы, никто этим всерьез не занимается, никому до этого нет дела.
Трудно с этим не согласиться. Хотя примерно в то же время, когда происходил этот разговор, в Саратове завершился организованный ЦК ВЛКСМ первый Всесоюзный фестиваль самодеятельной песни, выявивший около трехсот (!) авторов-исполнителей. И пусть не каждый из них сегодня готов выступать с сольными концертами перед зрителями, но многих исполнителей «песен сердца», как называют произведения композиторов-любителей, стоило бы уже сейчас взять на заметку нашим ведущим концертным организациям. В финальном трехчасовом гала-представлении, которое мы увидели в день закрытия фестиваля, звучали не только песни о любви, но и песни, наполненные гражданским пафосом. Они-то, к слову сказать, и пользовались особой симпатией слушателей, Но, как видно, кого-то пугает, когда на эстраду выходят авторы с нетрадиционной, наступательной манерой исполнения. Когда они поют о том, что наболело, приелось, осточертело, наконец...
Однако вернемся на концерт А. Розенбаума. Проникновенно, с большим теплом поет он о своем родном городе — Ленинграде. Гитара в его руках звучит, как оркестр. Порою струны не выдерживают напряжения и рвутся. Тогда Александр передает гитару за кулисы и, пока натягивается и настраивается новая струна, вновь отвечает на записки. Случается, что сидящий в зале посетитель лезет артисту в душу, «сапог не снимая». Но и тогда Александр отвечает откровенно, с достоинством.
— Слушайте, Шура, почему вы до сих пор не уехали в Израиль?
— А почему вы не уехали? —П ри этих словах артист иронично смотрит в зал, выдерживает паузу и, не спеша, словно отмеривая слова, продолжает:
— Почему я должен уезжать из страны, где родился? Где родились мои прадед и дед, где живут мои отец и мать... Я гражданин своего Отечества и буду по мере сил своих делать все для его благополучия...
— Сколько времени вы провели в местах не столь отдаленных?
— Это надо подсчитать, сразу и не припомнишь,— с деланной серьезностью отвечает Александр. Лицо его кажется бесстрастным, но мне хорошо видно, как смеются его глаза. — Значит, так: на Колыме был, в Сибири, под Ленинградом...
— По какой статье? — выкрикивают из зала.
— По статье... творческая командировка.
Идут записки с вопросами и похлестче...
— С чьей-то «неосторожной руки» меня сделали эмигрантом, — грустно улыбаясь, говорил он после концерта. — Выступаю на стадионе, где сидят десятки тысяч зрителей, пою песню о Ленинграде, а с трибуны приходит записка: «Лучше спой нам те песенки, которые распевал в Америке». Ну, как вам это нравится?
— Должно быть, люди вспоминают другие ваши песни, — говорю я. — «Гоп-стоп, мы подошли из-за угла», «Нинка, как картинка», «На улице Гороховой» — все ведь это написано «под эмигрантов». Да и исполняется в том же духе.
— Исполнялось,— поправляет он меня,— и давно. Написано же все это было для капустников под впечатлением рассказов Бабеля и неожиданно возникшего «одесского притяжения» души. Кто-то в свое время записал все это на магнитофон, позволил переписать, и... пошло-поехало. А я, между прочим,о коло полутора тысяч сольных концертов дал по всей стране с совсем иным репертуаром, но...
— Выходит, грехи молодости?
Если бы грехи,— усмехается он. — Обычное студенческое чудачество, не более. Ну, да ладно, время рассудит... Есть у меня песня, которая так и называется: «Наконец-то в парусах ветер свежий...»
Ему и впрямь сегодня неловко за некоторые свои жаргонные песенки, выпорхнувшие из-под пальцев. К ним он больше не возвращается и не исполняет. Но человеческая память живуча.
...Перед самым отъездом в Москву, на Невском, встретил я своего давнего приятеля из Севастополя, журналиста, мотающегося по всему свету. Он только что прилетел в Ленинград и жаждал новостей культурной жизни.
— Сходи на концерт Розенбаума, не пожалеешь, — посоветовал я.
— А он что, вернулся? — понизив голос, спросил приятель.
Виталий ЗАСЕЕВ, специальный корреспондент «Огонька».
Фото автора |