(Газета «Советская молодежь» (12.04.1990)) 

Размышления философа об истории и не только о ней. 

ЗАПАДНЫЙ мир, давно переставший замечать, что философия все еще существует, вдруг всколыхнулся, заговорил (невероятно!) о Гегеле, о конце истории и о неизбежной вселенской скуке, нависшей над умиротворенным человечеством. Американский политолог Фрэнсис Фукуяма объявил, что в 80-е годы история завершила свой бег, окончательно убедившись, что ничего более совершенного, чем либерально-демократическая форма государства, ей создать уже не удастся. Всяческая бурная доселе социально-политическая, а также идеологическая и культурная жизнь замирает, вся прожитая людьми история помещается в пыльный музей, и остается лишь одно занятие — экономическая деятельность, т. е. простое поддержание этого бессмысленного равновесного состояния человеческого общества. (См. «СМ» от 20.2.90 г. «Накануне золотого века».)

Что более всего поражает в вызвавшей сенсацию концепции постистории Фрэнсиса Фукуямы? Самое удивительное, наверное, в том, что политолог попал в самую точку, почти не целясь. Высказанная истина о нашем времени была обернута таким ворохом заблуждений (впрочем, не лишенных известной доли остроумия), что добраться до нее пока никто не смог, включая и самого автора идеи. И тем не менее аромат истины ударил в нос западной публике, а теперь вот достиг пределов и нашего отечества.

Я не собираюсь вставать в критическую позу по отношению к новоявленной гипотезе — это сделать легче всего. Мне не дает покоя дуновение истины. Тем более что именно в 80-е годы мной была разработана теория общефилософского и историософского характера, объясняющая те необычные надвигающиеся на нас реалии, которым мы изумляемся ныне и которые предвещают распахивание непредсказуемых горизонтов нашего бытия. Мы вступаем в полосу настоящих чудес, одним из которых явилась наша перестройка. Теперь происходят события, не имеющие аналогов в предшествующей истории, и уже одно это вынуждает говорить о том, что мы действительно вошли в фазу постисторического развития.

То, чем я занимаюсь, я называю диасофией. Она представляет собой выхождение философии за свои сущностные пределы, является проникновением ее в жизнь и возвращением жизни в недра философии.

Диасофию в теоретическом плане можно понимать как постижение всех и всяческих пределов, а в плане практическом — как снятие, преодоление постигнутых пределов.

Если мы без суеты всмотримся в сотворенный нашими собственными усилиями мир, то непредвзятому, спокойному взгляду откроются многие существенные черты, составляющие своеобразие текущего момента истории. Вот некоторые из этих особенностей.

Прежде всего становится очевидной для многих невозможность дальнейшего, качественного и количественного, роста практически всех, а более всего фундаментальных областей духовной и материальной жизни. Ученые знают о мучительном теоретическом и экспериментальном тупике, в котором сейчас пребывает большая наука; деловые люди и экономисты все чаще сталкиваются с неразрешимыми трудностями в экономическом прогрессе (одна экология чего стоит!); культура, искусство, религия, философия явно утратили внутренние импульсы своего развития, так как целиком заполнили ниши, выделенные им логикой истории в системе общечеловеческого целого. Одним словом, возникает ощущение вырастающей перед человечеством невидимой непреодолимой преграды, некоего мощного силового поля, экранирующего попытки приблизиться к нему, так что каждый последующий шаг вперед дается с трудом, возрастающим по экспоненте.

Но, с другой стороны, нельзя не заметить, как параллельно с прогрессирующим ограничением внешних форм человеческой деятельности идет и набирает темп глобальная перестройка сознания, происходит таинственная внутренняя работа в глубинах нашего духовного организма, выливаясь вовне в ошеломляющих актах освобождения от казавшихся вечными исторических пут и вериг. Рушится вековечный, житейский и философский, материализм, уничтожающий самое ценное в человеке — его свободный дух и его неукротимое стремление к Истине. Сегодня планету захватывает великая революция духа, идущая на смену недавно господствовавшему разрушительному духу революции. Никакие волны междоусобиц и спорадических насилий уже не могут заглушить и даже ослабить возникающее прямо из воздуха чувство единения всех разумных существ Земли. Истина и Свобода, после того как их отчаялись увидеть, начинают свое триумфальное шествие по земному шару.

Эйфория от благотворных перемен и тревожные ожидания приближающихся катастроф, перемешиваясь, дают непередаваемый коктейль настроений, мнений и предчувствий, но где-то в гуще этого пестрого месива зарождается осознание того, что лег незримый водораздел между тем временем, в котором мы живем, и всей прошедшей историей. Мы стремительно отделяемся от нашего прошлого и на всех парах несемся к состоянию, кардинально отличному от того, которое было присуще человеческому обществу в рамках истории. Это наступающее теперь состояние можно было бы обозначить как конец истории, а современную эпоху — как постисторическую. Постистория — это не столько пребывание за порогом истории, сколько само выхождение за ее границы.

История протекает во времени, ее можно назвать духовно насыщенным временем, тогда как природе скорее всего подходит имя пустого, или, точнее, разреженного времени. Время в универсальном смысле представляет собой меру, связывающую изменения, имеющие место в мире, с изменением мира в целом. Наша Вселенная, и история как часть ее, будучи некоторой определенностью, а значит — конечной, односторонней реальностью, именно поэтому стремится к бесконечной полноте самоосуществления.' Эта бесконечность бытия мира выступает по отношению к нему как его предел, и время, стало быть, есть движение мировых изменений к Предельной точке, в которой они достигают абсолютной интенсивности и где динамизм развития совершенно тождествен полному покою и устойчивости. Конечный пункт эволюции, помнится, французским ученым Тейяром де Шарденом был назван точкой Омега.

Движение к пределу всегда является ускоренным, потому-то время, как давно уже было замечено, с каждым веком, а в нашем столетии с каждым десятилетием, неуклонно убыстряет свой ход. Иначе говоря, количество новаций в каждом последующем одном и том же отрезке времени возрастает. Можно ли точно определить, когда ускорение времени достигнет бесконечно большого значения и наступит – не убоимся вымолвить – вечность? Да, теперь в самом конце, это стало возможным, потому что временные периоды, разделяющие качественные скачки истории, к настоящему моменту сузились до вполне просматриваемых величин. Время сворачивается по закону логарифмической спирали, и мне удалось, полагаю, вывести формулу ускорения времени, согласно которой предел истории – 2000 год.

Моему удивлению не было конца, когда я задним числом, исходя из чистых философских принципов, получил дату, совпадающую с известными пророчествами о ней. Парадигма времени – так я назвал свою формулу – говорит о том, что сейчас «закручивается» десятый виток мировой эволюции и четвертый виток истории. Нынешний период начался 1 января 1980 года и закончится к 1 января 1998 года. Потом в течение двух лет нам предстоит пережить бесконечное число витков, каждый из которых по значению равен любому из предыдущих. Скорость течения времени весной нынешнего года в 2 раза выше, чем в начале 1980 года, и в 10 раз выше, чем в первые годы XX века. Понятно, что мы находимся в стадии непосредственной подготовки к прыжку в запредельное, пока еще трудно представимое состояние, которое, между тем, так же необходимо, как нахождение нас и нашей истории в потоке времени.

Новое понимание исторического времени согласуется с глубокими религиозными и философскими идеями минувших эпох и порывает с плоским, сугубо новоевропейским представлением о нескончаемом, тянущемся в беспредельную даль грядущего прогрессом человечества. Помимо той тоски, которую навевает подобное восхождение без надежды достичь вершины, оно попросту оказывается невозможным. Как невозможна — почитайте Гегеля — вообще какая-либо дурная, линейная бесконечность. Однако упомянутое представление еще крепко сидит в головах у многих из нас и опасно тем, что позволяет наши теперешние проблемы перекладывать на плечи «неисчерпаемого» завтра. Так, живя сегодня за счет туманного, далекого «потом», мы его основательно опустошаем, но наконец, приходит день, когда будущее наступает и мы ужасаемся той пустоте, которую сами породили.

Мы должны отдавать себе отчет в том, что конечная история завершается и начинается бесконечная история. А совершается это таким образом, что история людей получает свой абсолютный центр, ее спиральная улитка как бы прикрепляется к божественной оси. История сегодня из навсегда минувшей превращается в нашу современницу, прошлое «въезжает» в настоящее, равно как и будущее сливается с вечным теперь. Настоящее как момент времени показывает себя тем, что было настоящим (подлинным, истинным) внутри той истории, которая осталась у нас позади. Поэтому завершение ее есть не что иное, как концентрация ее истинного контекста и растворение в этом истинном всего того, что было в ней преходящим.

Предвижу множество вопросов, в числе которых наверняка такой: раз точка Омега неизбежна, то стоит ли особенно напрягаться, бороться с берущими за горло противоречиями? Дотянем как-нибудь до двухтысячного года, а там и разрешится все счастливо. Заблуждается, кто так думает. Потому что время не есть нечто текущее само по себе, вне и помимо нашей воли и нашего познания. Время — это ритм (ускоряющийся) нашей деятельности, и вопрос, следовательно, заключается в том, чтобы обнаружить этот ритм, сознательно следовать ему и только таким способом обрести желанную свободу. Постистория выдвигает на первый план невиданную, дерзновенную задачу — постичь скрытую сущность времени и снять этот последний по порядку и первый по сути барьер на пути возвращения Разума к самому себе.

Разговоры о конце истории не умолкают, о нем почти все знают, но известное, как сказано великими, вовсе не означает познанное. Распространены воззрения, что конец — это конец, т. е. старость и смерть, и если уж наступил закат для истории, то впереди ночь или беспросветная скука, которая не лучше смерти. Вспоминают даже о вылетающей в сумерки сове богини мудрости Минервы, силясь доказать, что достижение цели познания связано с погружением во внешний мрак. Внутреннее принимают за внешнее, мрак непонимания выносят наружу и его же пугаются. Не надо бояться себя. Наде лишь уразуметь, что достигнутая человеком мудрость никогда не может потускнеть, ибо она и есть тот свет, который, изливаясь изнутри нас самих, кромешную ночь отчаяния преображает в пре светлый день надежды.

Виталий КОВАЛЕВ,
философ.