(Газета «Советская молодежь» (19.04.1990)) 

В ФЕВРАЛЕ этого года мне довелось побывать в Куйбышеве, входящем в десятку крупнейших промышленных центров страны. Здесь же, в Поволжье, растет и самая ценная в мире пшеница. Поволжье — не только житница, но и огромный огород. В открытом грунте под щедрым солнцем растут овощи, особо вкусные и богатые витаминами. Однако в магазинах нет в продаже ни томатного сока, ни пасты.

И вот что стало известно.

На 121-м километре по железной дороге от Куйбышева на Оренбург, а Борском районе, на реке Неприк, впадающей в реку Самара, много лет существует семеноводческий совхоз «Неприк». Здесь выращивают на семена особо ценные сорта помидоров, огурцов и других культур. Осенью страда. Собранные овощи пропускают через прессы, отцеживают семена. И день и ночь текут из двухдюймовой трубы ценнейшие соки. Но не в банки и потом на прилавки магазинов, а... на землю.

Много лет уже просьбы крестьян-производителей к чиновникам всех рангов и мастей о выделении средств на монтаж линий по розливу соков отскакивают, как от железобетонной стены. Якобы нет средств. Стоит одна линия примерно 25 тысяч рублей и проста в изготовлении, но нет ее в плане ни у одного из заводов.

На разумное нет средств. Откуда же берется валюта на закупку соков за рубежом?

Вы никогда не задумывались, сколько чиновников-управленцев в системе агропрома приходится на одного крестьянина? Госкомстат пока такие данные тщательно скрывает. А что будут делать чиновники из Внешторга, которые сегодня закупают соки у западных соседей? Как они тогда смогут ездить за рубеж?

А в маленьком «Неприке» ежегодно сливают на землю томатного сока по 3000 тонн и огуречного сока — а это отличное сырье для лосьонов — до 2500 тонн. Подсчитаем: да ведь это 2,5 миллиона рублей!

Мы слышали не раз, что при уборке, транспортировке и хранении теряется до 30 процентов сельхозпродукции, а при переработке еще 20.

Переведем проценты в рубли и получим умопомрачительную сумму порядка 250 миллиардов рублей. Только входят ли в эту сумму соки «Неприка»? Не считают ли их «нормальными» отходами производства?

Огромен наш машинный парк. Но выходит, что почти половина тракторов работает на производство продукции, которая запрограммирована на уничтожение.

Сколько погибло зерна на казахстанской целине? Сколько погибнет его сегодня в стране из-за отсутствия крытых токов и элеваторов?

Нет средств? Кто из нас не видел бескрайних полей с неубранными помидорами, кто не видел горы яблок, гниющих в ямах, так как их негде хранить и не на чем вывезти? Кто не знает, что наш бурно развивающийся частный сектор в садово-огородных товариществах не может сдать излишки продукции — овощи, фрукты и даже скот, — так как некому принять, перевезти в город, переработать и затем продать? А что будет, когда заработают фермеры? Спланируем «от достигнутого» довести ущерб до 300 миллиардов?

Вы никогда не задумывались — по чьему распоряжению ликвидируется прудовое хозяйство Латвии, которое создавалось более ста лет и стоило немалых денег? Всего несколько лет тому назад не только в Риге, но и во всех поселках свободно летом и осенью продавался живой карп по цене 1 рубль 20 коп за килограмм. Сегодня пусто — дефицит.

Вот задача для студента. За последние десять лет Госплан Латвии «сэкономил» на строительстве очистных сооружений в Риге примерно сорок млн. рублей. Сегодня дно Рижского залива покрыто слоем нечистот, гибнут икра и мальки. Каков ущерб?

От Госкомстата: «Снижение уловов на 60—70 тысяч тонн в год». Для компенсации потерь пришлось строить фермы — кушать-то надо. Госкомстат дает данные о стоимости одного скотоместа, о себестоимости килограмма привеса мяса на фермах и рыбы в природе, о затратах труда рабочих, которых пришлось снять с других производств, и некоторые другие. Несложные расчеты. И получаем: теряем ежегодно порядка 200 млн. рублей. За десять лет — 2 млрд. рублей. От грязной воды растет количество больных. Это тоже дополнительные потери.

Можно подсчитать ущерб от «экономии» на очистных сооружениях в городах и поселках на реке Даугава выше Рижского водохранилища. Фекальные воды спокойно текут в водоем, из которого Рига пьет воду. Печать уже приводила данные о гепатите А и других инфекционных заболеваниях в Риге за прошлый год и о сумме экономического ущерба.

Такова цена прихоти человека, многие годы вычеркивающего из годовых планов строительство очистных сооружений. Можно ли поверить, что Латвия, обладающая мощнейшим строительным потенциалом, вкладывающая ежегодно в среднем по 2 млрд. рублей капвложений в капитальное строительство, за много лет не могла найти несколько миллионов рублей, чтобы построить очистные сооружения в своей столице?

Вы не задумывались, почему так стремительно растет падеж скота? В Латвии за короткий срок ущерб от падежа с одного миллиона возрос уже до 21,75 млн. рублей в год. По стране — вообще страшные цифры, их скрывают.

Если вы зайдете в прокуратуру, то весьма ответственные работники подтвердят, что это бесхозяйственность и нанесение ущерба государству в крупных размерах. Они покажут статьи в Уголовном кодексе, в которых подобное оценивается как уголовно наказуемые деяния с соответствующими сроками. Но самое интересное начнется, когда станут объяснять — почему прокуратура не возбуждает дела, почему интересы государства не защищаются, а законы не работают.

Если государство не может защитить себя, свой народ, то куда оно придет?

В августе прошлого года в Юрмале отдыхал Леонид Иванович Абалкин. Экономика — боль всеобщая, и он согласился на встречу с рижанами. Краткий доклад, затем часа полтора ответы на вопросы. Думается, не хватило бы и целого дня.

Как всегда — в общем и целом, приближенно и неопределенно — и остается чувство неудовлетворенности. Тэтчер и Миттеран при таком пакете идей вотум доверия вряд ли получили бы.

Среди вопросов был и такой: во сколько оценивается бесхозяйственность, каков ущерб народному хозяйству страны за год от потерь в сельском хозяйстве, ; от встречных перевозок, от неиспользования попутного и вторичного сырья и вторичных энергоресурсов, от замораживания капиталов в долгостроях и в сомнительных стройках-гигантах и от прочих потерь, о чем так много пишут и говорят?

Ответа не было. Очевидно, наши гигантские институты экономики, Академия народного хозяйства и наши академики от экономики таких данных правительству не дают. А потери огромны. По очень осторожным расчетам, они переваливают за 500 млрд. рублей и уверенно движутся к отметке один триллион. А весь доход по Государственному бюджету СССР в 1990 году ожидается в сумме 428,2 млрд. рублей.

Не потому ли бурлит страна? Такой другой экономики абсурда в мире нет.

В некоторых странах каждый руководитель обязан пройти независимую медицинскую комиссию. Мы же иногда узнаем, что такой-то страдал паранойей, другой еле ходил. Может ли быть здоровым человек, столько лет вычеркивающий из планов строительство очистных сооружений в Риге или линий по розливу соков в «Неприке»?

Сегодня много говорят о «раскрестьянивании» крестьян. Но что это такое? Может быть, крестьянин из «Неприка» пытается вырастить огурцы на деревьях, а рассаду сажает не тем концом? Да у него урожаи, которым позавидует заграница. И руки в мозолях.

Трудно понять наших академиков, патетически вопрошающих: накормит ли крестьянин страну? Хотите накормить — дайте по рукам «грызунам», прекратите уничтожать выращенное.

Наш «раскрестьяненный» крестьянин сегодня производит столько продуктов, что хватило бы вдоволь накормить всю нашу страну и еще пол-Европы. Только отдает продукты не стране, а чиновникам из особой когорты, которые создали страшную машину, уничтожающую на наших глазах половину. И нет управы...

Появились теоретики, которые спасение видят в частной собственности, в возврате к капитализму. Правда, главным ухабом на этом пути они считают трудности при реколлективизации — вдруг народ их не поймет. Как быстро у нас рождаются термины!

Слюнки текут у дельцов, глядящих на подобные «неприки»: вложи сегодня сотню тысяч, завтра — получай гарантированные два миллиона прибыли. Рентабельность 2000 процентов, шикарная жизнь. Но почему не отдать эту прибыль трудящимся?

Может, мы чего-то недопонимаем? Может быть, уничтожение части произведенного национального продукта, а затем вырубка лесов на 7 миллионах гектаров с продажей за рубеж в необработанном виде (из любви к покупателю — так дешевле) и покупка за полученную скудную валюту точно такого же . продукта и есть путь к благоденствию? И иначе нельзя?

Анатолий УМБРАС,
инженер.

ОТ РЕДАКЦИИ. Мы опубликовали этот материал не только из желания еще раз обсудить наши проблемы, а в расчете на отклик читателей — экономистов, хозяйственников, ученых — с предложениями и конкретными выкладками. С поисками ответа на вопрос: как помочь «Неприку», Рижскому заливу и не только им?