(Газета «Советская молодежь» (25.04.1990)) 

В год 45-летия Победы над фашистской Германией издательство «Юридическая литература» выпускает четвертый из восьми томов нового дополненного издания материалов Нюрнбергского процесса. Всю работу планируется завершить к 1992 году. О том, почему ученые вновь обращаются к этим историческим документам, рассказывает член авторской группы кандидат военных наук Юрий ЗОРЯ. 

Сорок с лишним лет назад в Нюрнберге Международный военный трибунал осудил преступную деятельность главарей национал-социализма, сущность его идеологии и политики. Участники антигитлеровской коалиции договорились тогда издать материалы этого процесса, состоящие из стенограмм, документов и справочной информации, — в общей сложности 42 тома, прошедших международную юридическую экспертизу. В США и Великобритании они были воспроизведены на английском и немецком языках и представлены общественности уже к 1948 году. Наша страна несколько запоздала, и только в конце пятидесятых в свет вышел семитомник, который не содержал никаких упоминаний о ряде принципиальных вопросов, обсуждавшихся в Нюрнберге. В сознании миллионов советских граждан, видимо, должна была формироваться убежденность, что «судебный процесс века» от начала до конца был сфокусирован только на пороках третьего рейха. Но ведь мир взаимозависим...

За работу по дополнению усеченных из-за цензурных соображений материалов издательство «Юридическая литература» взялось пять лет назад. Правда, тогда еще многие документы, касающиеся расследований Международного военного трибунала, находились на закрытом хранении в спецфондах. А те немногие избранные исследователи, которым раньше было дозволено прикасаться к упрятанным в сейфы страницам, вряд ли помышляли об их скорой публикации.

Почему же в стране, которая, по всеобщему признанию, внесла решающий вклад в победу над фашизмом, полное содержание процесса в Нюрнберге было столь долго окружено завесой секретности и недосказанности?

Оказывается, в ходе судебного разбирательства над виднейшими нацистскими преступниками всплыли серьезные вопросы, которые привели в замешательство советских обвинителей и не могли не обеспокоить сталинское руководство. Например, к числу «неудобных» свидетельств относились немецкие документы, подтверждавшие факты массовых репрессий в первом государстве рабочих и крестьян. Возникла также проблема договора 1939 года между СССР и Германией и секретных приложений к нему.

Трибунал не признал предоставленные советской стороной материалы по Катынскому делу и не включил этот пункт в обвинительный приговор. Версия о том, что к расстрелу польских офицеров причастны эсэсовцы, не выглядела достаточно убедительной и не подтвердилась. Теперь очевидно, что замалчивание в нашей прессе и историографии той кровавой истории в смоленском лесу нанесло вред дружбе между народами СССР и Польши...

Видимо, по мнению «отца всех народов», триумф страны-победительницы не должна была омрачать и прозвучавшая на трибунале цифра — четыре миллиона: столько советских солдат и офицеров, по данным германского командования, находились в немецком плену к январю 1942 года. Это почти соответствовало численности кадрового состава Красной Армии перед началом войны. В несколько ином свете позволяют взглянуть на наши неудачи и потери свидетельства подсудимых в Нюрнберге о неверных оценках советским командованием направления главного немецкого удара в 1941 и 1942 годах.

К сожалению, сейчас можно констатировать, что в нашей стране не был целиком предан гласности тщательный анализ, которому на Нюрнбергском процессе подверглась идеология и политика национал-социалистов в период захвата ими власти. Так, в качестве доказательства обвинения фигурировала программа НСДАП, в которой под пунктом 25 выдвигалось требование «сильной централизованной государственной власти, неограниченной (разрядка моя. — Ю. 3.) власти центрального политического парламента над всей империей и над всеми ее организациями...». Устав НСДАП требовал, чтобы в Германии существовали только те организации, которые верны принципам фюрерства и национал-социализма, входят составной частью в национал-социалистическое движение, сформированы им и находятся под его контролем. Все остальные общественные организации должны были либо подчиниться, либо бесследно исчезнуть.

Нюрнберг высветил и тот факт, что Советские юристы оказались не готовы к ведению открытого состязательного разбирательства. Школа генерального прокурора А. Вышинского, которую многие из них прошли, не предусматривала таких случаев в судебной практике, когда защита выступает на равных правах с обвинением. Например, двое из помощников Государственного обвинителя — М. Рагинский и Л. Шейнин — участвовали в подготовке процесса по делу параллельного право-троцкистского блока, а последний, кроме того, расследовал и дело об убийстве Кирова.

Правда не бывает несвоевременной. И хотя ее запоздалое возвращение — безусловное благо, с горечью приходится сознавать, что многих заблуждений, ведущих к недоверию между целыми государствами, можно было бы избежать гораздо раньше. Это относится и к сделанному в декабре прошлого года на II Съезде народных депутатов СССР докладу А. Н. Яковлева, председателя комиссии Съезда по политической и правовой оценке советско-германского договора о ненападении 1939 года. Так обстоят дела, на мой взгляд, и с преданием гласности новых документов Нюрнбергского процесса. Поэтому обращение к источникам более чем сорокалетней давности вполне актуально, они могут дать дополнительную пищу для размышлений и научных исследований.

АПН.