(Газета «Советская молодежь» (14.08.1990))
На
протяжении десятилетий мы стремились осчастливить другие народы. При этом
подразумевалось, что сами мы счастливы и являем собой образец для подражания.
Что из этого вышло?
«От Севильи до Гренады в тихом сумраке ночей раздаются серенады, раздается стук мечей...». Замечено, что Россия, а особенно российские поэты издавна испытывали тяготение к Испании. Иногда это объясняют схожестью исторических судеб: и та, и другая страна, находящиеся на противоположных окраинах европейской цивилизации, играли «буферную роль» в отношении нехристианского мира, окружающего наш континент. Но, может быть, стихотворцев привлекала просто испанская экзотика — плащи и шпаги, кастаньеты и веера?
Мадрид, Толедо, Валенсия, Сарагоса... Но, пожалуй, более всего у нас известна Гренада. В 1926 году М. Светлов написал стихи, которые не только принесли славу самому поэту, но и сделали широко популярным географическое название, ставшее их заголовком. Произведение это давно стало хрестоматийным, позже оно было положено на музыку и распевалось под гитару. Тем не менее смысл его с течением времени и изменением жизненных реалий постепенно начинает ускользать от потомков.
Герой стихотворения — боец гражданской войны, «мечтатель-хохол», который «хату покинул, пошел воевать, чтобы землю в Гренаде крестьянам отдать». Почему в романтически далекой Гренаде? Следует, видимо, понимать так, что война, в которой принимал участие этот парень, воспринималась им как пролог — или составная часть — всемирной революции, чья цель — принести освобождение всем народам, в том числе и трудящимся Испании. Но герою не удалось увидеть свою мечту осуществленной. В украинской степи его настигает вражеская пуля.
Бойцу, озабоченному судьбой гренадских земледельцев, не суждено было узнать, что годы спустя в ходе коллективизации земля будет отобрана у его соотечественников, украинских и русских крестьян. Думается, знал об этом поэт Светлов, но, как и многие его литературные собратья, промолчал. Подобно тому, как описанный в стихотворении отряд «не заметил потери бойца», писатели, увлеченные воспеванием боевых и трудовых подвигов, не обратили вниманий на гибель миллионов граждан в собственной стране.
Через десять лет после написания «Гренады» началась другая гражданская война — в Испании. Свыше трех тысяч советских добровольцев сражались в ней против франкистов. Романтическая мечта сделалась явью, идеи пролетарского интернационализма показали себя в действии... Беда только, что успех в этой войне сопутствовал не нашим друзьям. А иные из ее участников закончили жизнь в сталинских застенках.
Затем вторая мировая... В благодарность за услуги и помощь, оказанные ему Гитлером, Франко послал на Восточный фронт «Голубую дивизию». У них — тоже своя солидарность, общие идеалы... Не могу припомнить, откликнулся ли М. Светлов на вторжение испанских солдат в Советский Союз, но аналогичной акции итальянцев он посвятил специальное — и в свое время тоже широко известное — стихотворение, написанное близко к жанру эпитафии.
«Молодой уроженец Неаполя! Что оставил в России ты на поле?» — вопрошает поэт, рассказывая об участии интервента, бессмысленно гибнущего в чужой стране, вдали от родного очага. Строчки у Светлова — будто строчит пулемет: «Я стреляю — и нет справедливости справедливее пули моей!». Но одна ли справедливость для всех?
...В 1983 году слово «Гренада» вновь замелькало на страницах мировой прессы, зазвучало в теле- и радиоэфире. Речь шла уже о другой Гренаде, небольшом острове в Вест-Индии, куда высадились американские войска — тоже, чтобы восстановить «высшую справедливость». СССР, если не считать гневных протестов, в события не вмешивался — да и как вмешаешься? К тому же наше государство было по горло занято «интернациональной помощью» в Афганистане и улаживанием других сложных и неотложных проблем.
«Новые песни придумала жизнь... Не надо, ребята, о песнях тужить». Из поэтов на агрессивную акцию США против маленького Карибского государства наиболее активно отозвался мало кому известный в то время авангардист Пригов. Отозвался в свойственной ему манере, усмехаясь и ерничая: «Вашингтон он покинул, ушел воевать, чтоб землю в Гренаде американцам отдать...» и так далее.
На протяжении десятилетий мы стремились осчастливить другие народы, ближние и дальние. Отдать им, как у Светлова, землю, организовать производство, помочь овладеть самым передовым мировоззрением... При этом само собой подразумевалось, что сами мы счастливы больше некуда и располагаем бесценными образцами для подражания.
У журналистов существовала специальная рубрика — «Советский опыт». Мы ликовали, когда лидер какой-нибудь малоизвестной, не сразу отыскивающейся на карте мира страны заявлял о намерении объединить своих подданных в колхозы, национализировать мелкие лавочки или начать возделывать банановые плантации по примеру передовых отечественных кукурузоводов — квадратно-гнездовым способом.
Дело дошло до того, что кому-то из далекого далека наше государство стало казаться дойной коровой, жирной и упитанной, не с рогами — со сверкающей имперской короной на голове... Это наша-то хилая нечерноземная буренушка, у которой для своих деревенских детишек молока не всегда хватает!
Недавно в печати впервые появилась пугающая цифра: 85 800 000 000. Такова сумма, которую задолжали нам наши зарубежные друзья. Ладно, не в деньгах счастье. Но кто вернет тысячи молодых жизней, загубленных на чужой земле, в чужих войнах?
И если сегодня кто-нибудь начнет рассказывать мне о крупных политических и стратегических выгодах, которые получила наша страна, выполняя свой «интернациональный долг», позволю себе усомниться.
Простите, но я не понимаю, какие выгоды приносит нам, к примеру, Асуанская плотина. И вообще, признаюсь, не вижу, что выиграли мы от многолетнего заинтересованного участия в делах Ближнего Востока. Единственно, что вижу, — такое участие позволило нам несколько отвлечься от неприятных проблем у себя дома. Занимаясь проблемами палестинских беженцев, не заметили, как беженцы появились в собственной стране...
Не знаю, насколько укрепил нашу державу ввод танков в Чехословакию в 1968 году. Не говоря уже о том, какой ущерб был нанесен престижу СССР в глазах цивилизованного мира. Покончив с «пражской весной», мы надолго — до апреля 1985-го — похоронили надежды на оттепель у себя на Родине.
Но вернемся к стихам, с которых были начаты эти заметки. Мудрые поэты хорошо знают истинную цену своим произведениям. «Я оставлю вам в наследство сберегательные книжки моих стихотворений, на которых не осталась ни копейки денег, — говорил М. Светлов. — Но зато вам всегда будет что почитать на ночь».
Владимир РЕЗНИЧЕНКО.
ИАН.
|