(Газета «Собеседник» №12/1987)

 Композитор и певец Александр Градский рассказывает о своих последних работах, говорит о проблемах современной музыки, которой занимается много лет.

- Вы и певец, и композитор, и все-таки - что для вас важнее?

- Я всегда говорил, что в своем становлении как композитор я прошел несколько этапов. Поначалу я сочинял, чтобы показать, насколько я умею петь, владею своим голосом. А теперь я пою, чтобы  выразить  то, что мне кажется самым важным. В самое последнее время к тому, что я сочинил как музыкант, добавилась еще и поэзия. Теперь все вокальное умение работает на выразительность слова и музыки. Но было бы  грешно утверждать, что это именно то, что я искал. Слушаю свои новые работы, записи и чувствую, что меняюсь. Наверное, это естественно. 

- Я знаю, что сейчас на фирме «Мелодия» выходит ваша новая пластинка.

- Она называется «Звезда полей» - песни на стихи Николая Рубцова. И еще две работы приняты худсоветом – альбом «Сатиры» на стихи Саши Черного и диск «Флейта и рояль» на стихи Маяковского и Пастернака. 

- На рояле ноты - но все зачеркнуто. Трудно даже разобрать...

- Сейчас работаю над оперой «Мастер и Маргарита» по Михаилу Булгакову.

- Если честно - не страшно браться за такое произведение?

- Если честно - я вообще не хотел за него браться. Либретто Павла Грушко пролежало у меня восемь лет. Я знал, что многие музыканты пробовали что-то делать, боялся спекуляции на теме. И только два года назад - в период, когда у меня не было музыкальных идей - я достал либретто. Начал что-то пробовать. Приходили друзья, я показывал им готовые вещи. По их реакциям мне показалось, что надо продолжать работу. Вот продолжаю. Внутренние страсти, обрамленные в страстную музыку, - вот что интересно современному зрителю. Все это есть в романе. Поэтому грех отдаляться от сюжета и придумывать что-то свое. Надо постараться уловить дух Булгакова и передать его через музыку. Хотелось бы, чтобы это было самостоятельное произведение, но ни в коем случае не музыкальная экранизация, не навязывание своего прочтения. 

- И все  же, согласитесь, трудно себе представить музыкальное воплощение этого романа.

 - Для меня роман Булгакова – Вавилонское столпотворение всевозможных литературных стилей. Он эклектичен в хорошем смысле слова. Естественно, возникла мысль: нельзя ли в музыкальной стилистике сделать то же самое? То есть собрать в единый музыкальный язык совершенно разные жанры, формы, стили, которыми я владею. Будет здесь канкан, хард-рок, оперные куски и цитаты из Стравинского, Штрауса, Берлиоза, Россини. Чтобы музыкальное действо было не пестрым, а разноплановым.

- Это будет альбом?

- И возможно, тройной или четверной. Кто знает? Много будет солистов, хор. Хочу привлечь к этой работе тех, кто участвовал в записи рок-оперы «Стадион». Это пока все, что я могу сказать.

- Александр,   в   последнее   время   вы занимаетесь  исключительно  крупными музыкальными формами — оперы,  сюиты...

- И даже - балет. «Маугли» по Киплингу я написал еще в восьмидесятом. Но кому его ни показывал, все в один голос говорили: «А...  «Маугли» - это  детский балет». И я решил назвать свой совсем не детский   балет  «Человек».   Переговоры о постановке ведутся.

- И  все   же   вернемся  к  тому  жанру, с   которого    вы    начинали,- к   песне. Изменилось  ли  с   течением  лет  ваше к ней отношение?

- Сейчас мне 37 лет. Из них двадцать три года я пишу музыку. За такой срок отношение  к  песне,  конечно,  должно было измениться.

- А  в  14 лет - возраст многих  наших читателей - все   было   ясно   и   определенно? 

-  Нет,   тогда   я   не   предполагал,   что увлечение рок-музыкой станет профессией на всю жизнь. В четырнадцать лет заканчивал    музыкальную    школу    по классу скрипки и разрывался между рок-музыкой и классикой. Играл в разных группах,    создавал    их    сам.    Скажем, организовал «Скоморохи», играл в «Скифах». В девятнадцать я поступил в Институт имени Гнесиных. И там я окончательно   понял,   что   одно   другому   не мешает.   Даже   наоборот – происходит взаимное обогащение направлений.

Я не считаю себя рок-музыкантом. Из рока я вырос, как из коротких штани­ек. Это только один язык из многих, которыми я владею.

- Ваше поколение отличает ранняя самостоятельность.  А какой вы видите молодежь сегодня?

- Самостоятельность?  Наверное, да. В пятнадцать я мог материально себя обеспечить. В тринадцать лет я потерял мать. Но нынешнее поколение молодых, мне кажется, менее инфантильно, чем наше. Хотя, я знаю, распространена и другая точка зрения. Инфантилизм многогранен. Сегодня они лучше пони­мают, что ложное, а что нет. Их на мякине не проведешь. Но, с другой стороны, они безнравственнее, что ли, чем мы. Те идеалы, которые им кажутся ложными, они лихо отвергают, но выра­ботать что-то свое не могут. Слишком уж часто они считают, что бороться, отстаи­вать свои убеждения бесполезно, глав­ное - хорошо устроиться в жизни. Не виновато ли в этом старшее поколение? Видите, начинаешь говорить о песне и невольно переходишь на другие, социальные аспекты. Наверное, это нор­мально, тем более если речь идет о молодежной музыке. Между теми песнями, с которых я начинал и которые начал писать в начале восьмидесятых, - пропасть. Те песни оказались заготовка­ми для будущих сюит. Вообще мыслить циклами или сюитами мне показалось интересней. Так в свое время родились «Размышления шута» (1974 г.), «Русские песни» (1976-1979 гг.). А песни на свои стихи я рассматриваю как высказывания на ту или иную социальную тему. Если мне есть что сказать по какому-либо поводу, я пишу песню. И музыка в ней несет уже скорее знаковый характер. Так были написаны две песни памяти Владимира Высоцкого - «О белом и черном», песня о телевидении...

- Как-то вы сказали, что будете выступать в опере в несколько необычном для себя качестве...

- Верно. Геннадий Николаевич Рождественский  предложил мне участвовать в опере «Борис Годунов», которую он собирается   записывать   на   «Мелодии». Петь партию Самозванца. Но я в свою очередь сделал ему контрпредложение - исполнить партию Юродивого. Часто слушаю Шаляпина. И понимаю - вот настоящая опера. Ведь почему пустуют оперные  театры на периферии, а столичные часто заполняются при­езжими, которые идут отметиться в из­вестном театре? Скучно и неинтересно в опере. Что может быть нового, скажем, в  «Пиковой даме»? Сюжет известен. Нужна, значит, убедительность режис­сера и исполнителя,  которые по-новому помогут зрителю прочесть слово этой оперы. А этого в театре сейчас нет. Артисты    озабочены    лишь    тем,    как поставить ноту, которая, кстати сказать еще не всегда и звучит.

- Но   ведь   эстрада   сейчас   тоже   в многом скучна, безлика и неинтересна И качество ее оставляет желать лучшего Но залы не пустуют.  Где же логика?

- Эстрада - другое   дело.   Это музыка сегодняшнего дня. Она оперирует другими понятиями. И даже плохо сыгранна доходит быстрее.  Но от примитивных формул - я  люблю - ты  не любишь август - сентябрь - поедем на новостройку - рождается примитивный  об раз мышления у тех, кто это слушает Средняя музыка идет валом, потоком. Ее не остановить. Сегодня вкус редактора определяет музыкальную политику на радио, телевидении.  Но вкус редактора - это всего лишь вкус редактора, а не объективная оценка.

- Сколько уже об этом говорилось. Вот и вы...

- А я знаю, как это положение изменить. Надо ввести элементарный математический счет. Представьте, что у нас пятьдесят - шестьдесят     исполнителей, работающих в жанре популярной музыки. А что такое популярная музыка? Это рок, регги, коммерческая музыка, новая волна. Рок-музыка, скажем, поднимает одни   проблемы,   регги   другие,   диско вообще никаких проблем не поднимает, а занимается развлечением людей. Необходимо, чтобы люди имели возможность сами услышать эту музыку и оценить.   Разным   направлениям   музыки должно  найтись  равное место  в про граммах телевидения и радио. Чистая математика. Пятьдесят различных   исполнителей,   каждый   получает возможность выступить два раза в месяц перед всесоюзной аудиторией. Каждые полтора-два месяца по письмам зрителей составляется одна десятка лучших произведений и исполнителей. По мнению критиков, которых нетрудно пригласить к обсуждению, составляется другая десятка.

Мнение критика о десятке, избранной зрителем. Мнение среднего зрителя о десятке,  названной критиками,- разве это неинтересно? Это создало бы объективную картину. Но пока редактор самолично решает, что поймет народ, а что не поймет, что ему надо, а что не надо, - серая, безликая продукция будет валом валить.

- Сегодня    много    говорят  и спорят о  роке.   Время   сняло   с  повестки  дня нелепый вопрос - быть или не быть року». Но поставило другие. Какой, на ваш взгляд, наиболее важный?

-  Отношения между музыкантами, которые работают в одном жанре.

~ Что вы имеете в виду и кого?

~ Я говорю о московских рок-музыкантах. Ведь существует еще и ле­нинградский рок, прибалтийский. Про­цесс развития этого  направления музыки идет у нас непрерывно. Кто-то начинал его, развивал, продолжает. Движение, в котором есть не только музыка, но разные направления, стили. Рок много­образен. Интересно работает москов­ская рок-лаборатория, состоящая из самодеятельных музыкантов. Пусть они «Иваны, родства не помнящие», пусть для них, скажем, Градский, Макаревич, Ситковецкий - «старые вешалки», пусть их творчество скорее рок, чем музыка, а наше - скорее музыка, чем рок, все равно мы делаем общее дело. Нельзя забывать об этом. Они противопоставляют непрофессиона­лизм (как статус, конечно) профессионализму, утверждая, что профессиональ­ная сцена мешает искренности, свободе. Вот только какой? Действительно, если Андрей Макаревич что-то потерял на большой сцене, но он же и приобрел. Иначе не бывает и быть не может. А от чего свободны некоторые самодеятель­ные музыканты? Разве что от хорошего вкуса, умения петь и владеть инстру­ментом. В общем, такие конфликты - скорее мышиная возня внутри движения. И она наносит вред не  конкретным музы­кантам - лучше или хуже мы играть не стали, - а общему делу, которому многие из нас отдали  немало сил и лет.

- Что может, по-вашему, изменить создавшееся положение?

- Я  считаю,    что    профессиональные и непрофессиональные музыканты должны   быть   вместе.   Хотя,   по   моему давнишнему    убеждению,    профессионал - это тот, кто хорошо играет, поет и сочиняет, а непрофессионал тот, кто делает это же плохо. Вне зависимости от того, где они работают - в филармонии. Или дворником в жэке... 

 Марина Райкина.